Год Бьёрнсона	Нансен	Год Нансена–Амундсена
Амундсен	Новостные материалы	Год 2012
Архив культурных мероприятий	Мероприятия	Статьи
Юбилейный 2013	Материалы норге.ру прошлых лет	Юбилейный 2014

ФРИТЬОФ НАНСЕН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ (полная версия)

Наталия Будур

ФРИТЬОФ НАНСЕН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ

Фритьоф Нансен далеко не всегда был седовласым старцем, немощным и дряхлым! Хотя именно так его воспринимает большая часть наших современников. А ведь  до самых последних дней жизни он был настоящим героем-любовником! Необыкновенный темперамент, невероятная сила воли, уверенность в своих силах и «упертость», желание жить полной жизнью – вот что всегда было присуще великому путешественнику и общественному деятелю. Нансен был красив и привлекателен даже в старости. И еще он всегда любил женщин – и никогда не скрывал этого. Он был бы очень удивлен и разочарован, узнав, что потомки воспринимают его как музейный экспонат. Бунтарь и ниспровергатель законов, он был известен современникам великим количеством романов – и лишь о некоторых из них мы расскажем в этой статье.

Нансен и Софья Ковалевская

Зимой 1888 года Нансен случайно встречает в горах свою будущую жену Еву Сарс, но из той встречи в то время «не возгорелось пламя».
Тем не менее перед тем, как отправиться во льды Гренландии Фотьблоф пишет прощальные письма пятерым женщинам: Юханне Силов, Марионн Шарп, Кленодии, Еве Сарс и ... Софье Ковалевской
В литературе (прежде всего, в произведениях современных российских литераторов) много спекуляций об отношениях Нансена и Ковалевской – однако у нас есть всего несколько достоверных источников, и первый из них – мемуары Анны Шарлотты Леффлер, сестры профессора Миттаг-Леффлера, пригласившего Ковалевскую в Стокгольм и, по некоторым сведениям, познакомившего Ковалевскую с Нансеном, и близкую подругу великого математика.
Вот что в них написано:
«Я уехала в январе 1888 года, и мы увиделись с Соней лишь в сентябре 1889. Прошло не более двух лет, но каждая из нас пережила за это короткое время душевный кризис, и мы встретились уже, став совершенно другими людьми.
<...> Вскоре после моего отъезда она познакомилась с человеком, который, по ее словам, был самым талантливым из всех знакомых ей людей. С первой их встречи она испытала к нему сильнейшую симпатию и восхищение, которые постепенно перешли в страстную любовь. Он, со своей стороны, тоже воспылал к ней чувством и даже предложил стать его женой. Но Софья считала, что его влечет к ней не столько любовь, сколько восхищение, и поэтому, по вполне понятным причинам, она отказалась выходить за него замуж, и вместо этого попыталась со всей присущей ей душевной энергией пробудить в нем такие же сильные чувства, какие он возбуждал в ней. Эта борьба и стала смыслом ее жизни на протяжении нашей двухлетней разлуки. Она мучила его и себя своими требованиями, устраивала ему безобразные сцены ревности, она много раз расходились в полном гневе. Соня чувствовала себя совершенно потерянной, но потом они вновь сходились, мирились и вновь резко рвали отношения. Ее письма ко мне в то время почти не содержат сведений о ее внутренней жизни. По своей наутре она была замкнутым человеком. <...> Однако я всё же хочу привести некоторые отрывки из ее посланий ко мне.
<...> В январе 1888 года она пишет:
«Спасибо за письмо из Дрездена! Я всегда бесконечно радуюсь, получая от тебя хотя бы несколько строчек, но это письмо навеяло на меня грусть. Ну, что же делать! Такова жизнь, человек никогда не получает то, что хочет, и то, что, как он полагает, заслуживает. Все что угодно, только не это. Кто-то другой испытает то счастье, о котором я мечтала и о котом он никогда не думал. Должно быть, блюда le grand festin de la vie  сервируются не должным образом, потому что у гостей как будто запорошены глаза и они едят яства, предназначенные для других. Но Н., в любом случае, как я считаю, получил именно то блюдо, о котором мечтал. Он так увлечен своим путешествием в Гренландию, что никакая возлюбленная не может с этой поездкой конкурировать. Так что тебе стоит отказаться от великодушного предложения написать ему, потому что, я боюсь, уже ничто не сможет заставить его отказаться от поездки к духам мертвых великанов , которые, по лапландским сагам, спят на ледяных просторах Гренландии.
Я же много работаю, насколько позволяют силы, (над сочинением на премию ), но без особой радости или энтузиазма».
Соня познакомилась с Фритьофом Нансеном, когда она приезжал в Стокгольм, и была очарована им. Они встретились еще раз и были так потрясены, что поняли: между ними не может ничего быть потому лишь, что сильная симпатия может превратиться в угрожающую их жизни страсть.
В следующем письме все в том же январе 1888 года она пишет о нем:
«В настоящий момент я очень опечалена своей в высшей степени неудачной лекцией, какую я когда-либо читала. А всё потому, что я сегодня получила от Н. небольшое письмо о его планируемом путешествии в Гренландию. Я очень расстроилась, когда прочитала его. Датский торговец Гамель дал ему 5 000 крон на эту поездку, и теперь уж никакая сила на земле не сможет удержать его от этого приключения. Он описывает все так невероятно увлекательно и так хорошо, что я с радостью послала бы тебе это письмо, если бы знала твой нынешний адрес, но с условием, что ты вернешь мне его обратно. Если только ты прочитаешь этот небольшой пассаж, то сразу сможешь составить полное представление о человеке, его написавшем. Сегодня я говорила о нем с Б.  Б. утверждает, что он поистине гениален и слишком хорош, чтобы рисковать своей жизнью в Гренландии».
В следующем письме Сони уже заметны намеки на наступивший в ее жизни кризис. Письмо не датировано, но, вероятно, написано в марте того же года. Она уже поняла, что этот человек окажет влияние на всю ее жизнь. Она пишет:
«<...> Я боюсь строить на будущее какие бы то ни было планы. Скорее всего, как и все последние 20 лет, я проведу два с половиной бесконечных месяца в полном одиночестве в Стокгольме. Но, быть может, это и хорошо для моей работы, ибо я сама осознаю свое одиночество».
Я рассказал ей, что, находясь в Риме, слышала от скандинавов, что Нансен вот уже несколько лет помолвлен, и получила в ответ такое вот насмешливое письмо:
«Дорогая Анна Шарлотта.

Souvent femme varie,
Bien fol est qui s’y fie!

Если бы я получила твое письмо с такими разоблачениями пару недель назад, то мое сердце было бы разбито. Но теперь, к своему собственному стыду, должна признать, что, когда читала твои строки, то чуть не умерла от смеха».
Причина изменения в поведении Ковалевской была стара, как мир, - встреченная новая любовь, однофамилец Максим Ковалевский. Но это уже совсем другая история…
Косвенные свидетельства о романе Нансена и Ковалевской есть и в шведской прессе. Так, академик П.Я. Кочина, биограф великого математика, приводит в своей книге следующий отрывок из газеты «Свенска Дагбладет», которая была выпущена 8 январЯ 1950 года к 100-летию Ковалеской:
«Чужеземная птичка была встречена с большим энтузиазмом стокгольмцами 1880-х годов, особенно в кругах, близких к Высшей школе, которых она победила своим очарованием, интеллигентностью и остроумием. Она была так популярна, что на одном приглашении на званый вечер к профессору Ретциусу с супругой было специально обозначено на обратной стороне пригласительной карточки: «Профессор Ковалевская и Фритиоф Нансен обещали приехать».»
Позволим себе предположить, что упоминание «Ковалевская и Нансен обещали приехать» равнозначно формуле «супруг с супругой».
У нас есть еще и свидетельство самого Фритьофа. Все дело в том, что, когда Нансен приехал в СССР и совершал путешествие по Армении, его сопровождал журналист и писатель Н.К. Вержбицкий. В своей мемуарной книге «Встречи» он пишет:
«Мне больших усилий потребовалось для того, чтобы решиться спросить Нансена относительно его знакомства с Софьей Ковалевской. Конечно. это было не совсем деликатно с моей стороны. Но во мне жил газетчик.
- Ковалевская?.. Это был человек редкой духовной и физической красоты, самая обаятельная и умная женщина в европе того времени, - после довольно продолжительного молчания сказал Нансен. – Да, безусловно, у меня было к ней сердечное влечение, и я догадывался о взаимности. Но мне нельзя было нарушить свой долг, я и вернулся к той, которой уже было дано обещание… Теперь я об этом не жалею!»
Нансен в данном случае слегка покривил душой, поскольку никакими обязательствами по отношению к Еве, о которой он говорит, связан не был. Зато он, вне всякого сомнения, испытывал искренние чувства к Софье.

Фритьоф и Ева

Впервые Нансен увидел ее в феврале 1888 года на холме Фрогнер возле Кристиании.
Вот как описывает ту встречу дочь Фритьофа и Евы:
«Самая первая их встреча произошла у Фрогнерсетера задолго до гренландской экспедиции.
Однажды Фритьоф возвращался с лыжной прогулки в Нурмарке и вдруг заметил пару лыж и белый от снега зад, торчащий из сугроба. Из любопытства он остановился. Из сугроба показалась вся залепленная снегом голова, и на него глянули большие черные глаза.
Это была Ева.
Они представились друг другу, немного посмеялись и разошлись – каждый своей дорогой. Вот и вся встреча».
В то время Нансен был увлечен Драгоценностью и еще несколькими другими женщинами. Но Ева запала ему в душу, недаром одно из прощальных писем перед гренландской экспедицией было отправлено ей – с просьбой ждать его возвращения.
Фритьоф знал, что встреченная им Ева Хелена Сарс (1858 – 1907) – известная камерная певица, дочь священника и одновременно одного из самых известных зоологов Норвегии профессора Микаэля Сарса (1805 – 1869) и сестры известного норвежского поэта Юхана Себастьяна Вельхавена Марен Катрине (1811 – 1898).
«Ева Сарс Нансен  была одной из самый выдающихся исполнительниц романсов. Ее манера пения похожа на нее саму – без малейшего следа сентиментальности, естественная и отражающая всю полноту и серьезность чувств исполняемого произведения», - так отозвались критики на приезд Евы с единственным концертом в Берген в мае 1895.
Вскоре Нансен пришел в гости в дом матери Евы, но на этом всё и закончилось. Однако из Эдинбурга, как мы уже говорили, в Кристианию ушло (или уплыло?) письмо «с намеком».
А вот Ева очень ждала Фритьофа. Многочисленные мемуаристы говорят, что Нансен быстро поражал воображение девушек (хотя Ева была уже очень взрослой женщиной, к тому же на 3 года старше своего будущего мужа) привлекающим слабый пол сочетанием мужественности, если не сказать – брутальности, особой красоты викинга, почти юношеским шармом и  … умением смущаться. Это качество (смущаться, даже будучи всемирно известным полярными исследователем и выдающимся политическим деятелем) останется у него на всю жизнь.
Вероятно, хотя этому нет никаких подтверждений в мемуарах, некие вполне определенные знаки внимания и, быть может, вполне «обязывающие», Фритьоф Еве оказывал, потому что она ждала его, волнуясь, «получит ли она его».  Бьёрнсон, частый гость в доме матери (отец умер за двадцать лет до описываемых событий), даже сказал всеобщей любимице: «Будьте уверены, вы получите своего Нансена». Совершенно очевидно, что для произнесения этих слов надо было иметь очень веские основания.
И Ева получила-таки своего Фритьофа.
Первое свидание после возвращения уже ставшим национальным героем Нансена произошло на главной улице Кристании – улице Карла-Юхана.
Ева разговаривала с подругой и не заметила, как с проезжавшего мимо экипажа на всем ходу соскочил молодой человек, подбежал к девушкам, взял певицу за руку и радостно воскликнул:
— Половинка! Я выиграл!
А затем прославленный полярник в несколько прыжков догнал экипаж.
Подруга спросила Еву, в чем дело. Оказывается в тот вечер, когда Нансен был в гостях у Марен Сарс, они играли в «половинки». Есть такая игра: двое съедают по половине грецкого ореха, и тот, кто при следующей встрече первый успеет сказать «половинка», считается выигравшим и может требовать любой подарок…
Нансен оказался проворнее и увереннее в себе, чем Ева: в качестве награды он потребовал саму девушку  - и получил ее.
Нельзя сказать. что жизнь с Фритьофом была для Евы очень счастливой. Он много изменял ей – а она об этом знала. Он постоянно куда-то уезжал – а она ждала. Он был все время на виду – а ей ради семьи и воспитания пяти детей пришлось оставить сцену.
Но то, что «ее мальчика» и «его лягушечку» (так называли они друг друга в личной переписке) связывала искренняя любовь – несомненно! Она рано умерла – и он чуть не сошел с ума от горя.

Фритьоф, Сигрун и  Кэтлин Скотт

В 1919 году Фритьоф Нансен женился на фру Сигрун Мюнте, жене своего соседа и известного художник Герхара Мюнте. С Сигрун роман начался за два десятка лет до свадьбы, еще при жизни Евы. По версии родных, он сделал это из-за чувства вины перед Сигрун, когда их отношения стали достоянием гласности. Вряд ли это так – в обществе знали об их романе практически самого начала.
После свадьбе Фритьоф не выглядел особо счастливым – по воспоминаниям друзей и знакомых.
Пытаться разобраться в отношениях двух людей – напарсный и неблагодарный труд, тем более что танго, как гласит американская пословица, танцуют двое.
Ясно одно – после бракосочетания Сигрун счастливее не стала. Вероятно, она и не предполагала, что жизнь фру Нансен полна огорчений, ревности и бесконечного ожидания мужа. Когда ее однажды спрсили, о чем они разговаривали с Нансеном в дома в Пульхёгде, она ответил: «Разговаривали? Да мы и не разговаривали вовсе. Во всяком случае редко – или никогда».
Сигрун выросла в довольно простом окружении. Ее мать, Йенни Сандберг, рано овдовела и, будучи женщиной решительной и небогатой матерью шести детей, через два года после смерти мужа открыла «Пансионат и частный отель, оборудованный телефонной связью» в самом центре Кристиании – на улице Карла-Юхана. 
Нельзя сказать, чтобы Сигрун любила мать – она всегда называла свою свадьбу с Мюнте примером «торговли белыми рабами». Именно Йенни способствовала знакомству и развитию отношений дочери с человеком, который был всего на три года младше ее самой.
«Пансионат и частный отель» пользовался очень хорошей славой – и у вдовы Сандберг часто останавливался Бьёрнстьерне Бьёрнсон с семьей. Веселая вдова была женщиной без предрассудков – и вот она уже выходит замуж за двадцатисемилетнего старшего сына Бьёрнсона. Легко предположить, какие чувства испытывала Сигрун, когда ее сорокалетняя мать вышла замуж за Бьёрна Бьёрнсона, который на десять лет был моложе ее собственного жениха. По утверждениям биографов семей Бьёрнсона и Нансена, именно собственное  скоропалительное замужество заставило Йенни побыстрее выдать замуж старшую дочь, поскольку новоиспеченная фру Бьёрнсон очень боялась, что молодой муж, осознав немалое количество пасынков и падчериц, испугается и бросит ее. Так, собственно, и случилось вскоре: Бьёрн влюбился в свою коллегу, актрису и певицу Ингеборг Ос, выступавшую под псевдонимом Джина Оселио, и отец выплатил невестке за развод огромную по тем временам сумму. Она купила усадьбу – и вновь открыла пансионат.
К Йенни в обществе относились по-разному: ее уважали, силой ее характера и предприимчивостью восхищались, ее интриг побаивались – и ее порицали. Порицали, прежде всего, за обращение с дочерью – Сигрун Мюнте. Эрик Вереншёльд, как мы помним, близкий друг Нансена, еще задолго до свадьбы Фритьофа и Сигрун говорил, что Йенни практически «раздавила дочь», заставлял ее плясать под свою дудку.
Широко известен тот факт, что Вереншельд использовал Нансена в качестве «модели» для Олава Трюгвасона, когда делал иллюстрации к «Кругу Земному». И мало кто знает (даже в Норвегии),   что прообразом королевы Сигрид стала Йенни.  В саге рассказывется, что после смерти Харальда Гренландца у нее появился жених, который ей очень понравился. Это был Олав Трюгвассон, конунг Норвегии. Но когда Сигрид отказалась принять христианство, конунг ударил ее по лицу перчаткой и назвал «языческой сукой». Она встала, выпрямилась и ответила: «Ну что ж, это твой выбор!». На иллюстрации запечатлен именно этот момент. И совершенно очевидно, что художник восхищается своей моделью (хотя использовал при работе лишь ее фотографию).
Когда чета Мюнте поселилась рядом с супругами Нансенами, между Сигрун и Фритьофом очень быстро вспыхнул роман – и знали о нем все, в том числе и Ева, и сам Герхард Мюнте.
После смерти Евы Фритьоф долгое время, как мы уже говорили, не хотел ни с кем общаться, но продолжал поддерживать отношения (хотя и довольно прохладные) с Сигрун. В 1911 году он окончательно приходит в себя  - и начинает встречаться с фру Мюнте при первой появившейся возможности. Например, в конце лета 1911 года она приводят двое суток вместе на яхте «Веслемёй», воспользовавшись отъездом Герхарда в Копенгаген.
Однако вспыхнувшие с новой силой чувства к Сигрун совершенно не мешали Нансену испытывать страсть к другой женщине – не просто чужой жене, а жене своего английского коллеги – полярного исследователя Роберта Скотта.
Встреча Фритьофа с Кэтлин Скотт состоялась в 1910 году во время подготовки Амундсена к экспедиции на Южный полюс. Тогда Скотт вместе с женой приехал в Гудрандсдален, где у него было прекрасная возможность потренироваться в ходьбе на лыжах на заснеженных склонах норвежских гор. Кроме того, он хотел посмотреть на собак, упряжь и нарты «в действии». За консультациями полярный исследователь обратился к своему знаменитому коллеге – Фритьофу Нансену.
В 1911 года Нансен вновь встречается с Кэтлин – на этот раз уже в Лондоне, куда приезжает по приглашению Королевского географического общества с чтением лекции об открытии Лейфом Счастливым Америки. Этому вопросу было отведено центральное место в книге Нансена «Север в тумане», которую как раз в тот момент была издана на английском. Экземпляр книги был послан Фритьофом лично Кэтлин еще задолго до турне.
Кэтлин была женщиной страстной и охочей до знаменитых мужчин – так что можно сказать, что они с Фритьофом нашли друг друга в прямом и переносном смысле. Отношения развивались очень быстро и бурно. Разница в 17 лет ни одного из них нисколько не смущала. Они не только не скрывали отношений – но даже и ездили вместе в другие города и страны – например, в 1912 году в Берлин, где Нансен читал лекции. Скотт в это время покорял Антарктику. Надо сказать, что Нансен был серьезно увлечен миссис Скотт – он даже мечтал о совместном ребенке, который должен был бы быть непременно похож на Кэтлин. Он чувствовал себя в Германии восставшим из пепла, полным жизненных сил и необыкновенной радости.
Вскоре Кэтлин пришлось уехать домой, а Фритьоф продолжил свое турне по Германии, а затем славно покатался на лыжах в Тироле. Он писал Кэтлин страстные письма и рассказывал обо всем происходящем. Они договорились встретиться в Париже в марте 1912 года – так и случилось. Они даже успели посмотреть на «Мону Лизу» в Лувре  - поскольку в августе того же года картину украли из Лувра.
Кэтлин, узнавшая о возвращении Амундсена, не получала никаких сведений о муже – в то время еще никто не знал о гибели экспедиции Скотта во льдах Антарктики. Нансен пытался ее утешить, писал ее трогательные письма, уверял, что Скотт мог прийти к полюсу первым (кто достиг заветной точки первым также было некоторое время неизвестно) и пригласил посмотреть на белые ночи с палубы свое яхты «Веслемёй».
Какой бы ветреной не была Кэтлин, за мужа она переживала – и в январе 1913 года отправляется на корабле в Новую Зеландию, где она рассталась с Робертом перед началом его экспедиции и где они договорились встретиться после ее окончания. По дороге она узнала о гибели всех членов экспедиции.
Трагическая смерть мужа, которого Нансен критиковал за излишнюю легкомысленность в подготовке экспедиции (и был совершенно прав!), его проигрыш Норвегии оказались решающими для отношений Кэтлин с Фритьофом. Она решительно заморозила их.
Нансен решил подождать лучших времен – он полагал, что Кэтлин нужно время. Они состояли в переписке – и в 1919 году решили встретиться. По дороге на конференцию в Париже Фритьоф заехал к Кэтлин в Лондон и сделал ей официальное предложение. Ответ ему не понравился – Кэтлин не просто отказала именитому жениху, но в качестве основной причина отказа назвала громадную разницу в возрасте. Ведь Фритьофу было уже 58 лет. а ей – только 41. Кроме того, она прекрасно была осведомлена, что некая норвежская дама ушла от своего мужа-художника, очень известного и талантливого, исключительно из-за любви к Нансену. В своем дневнике она записала, что Сигрун лучше подходит Фритьофу, потому что «давно любит его, добра и мила и родом из той же страны, что и он». Нансен с отказом не смирился – и попытался переубедить леди Кэтлин, но безрезультатно. Однако хорошими друзьями они остались на всю жизнь.
В 1918 году Сигрун развелась с мужем. Причина разрыва никогда не была названа – и мемуаристы практически ничего не писали об этом. Сохранилось, однако, довольно колкое высказывание внучки Бьёрнсона Дагни, которая написала: «Мюнте и Фритьоф Нансен были соседями. Фру Мюнте пользовалась вниманием противоположного пола благодаря своему уму и обаянию. Длинноногий Нансен частенько перебирался через ограду и навещал ее. И Мюнте ничего не имел против. Но когда нансен женился на его жене – этого уже он стерпеть не смог».
Сигрун и Фритьоф поженились 17 декабря 1919 года.
Положение хозяйки дома было, безусловно, приятно для Сигрун, но отношения с детьми Нансена оставались прохладными всю жизнь. «Новая жена» прекрасно понимала, что для взрослых детей ее мужа трудно принять новую «фру Нансен» - и старалась ничем не раздражать их, держась в тени Фритьофа.

«Давай останемся там навсегда!»

Многие биографы, описывая последние годы жизни Фритьофа Нансена и его болезнь, ничего не говорят о том, что он до конца своих дней невероятно любил жизнь – и женщин.
В книге «Нансен и его женщины» Карин Берг пишет о последней любви Нансена – американской журналистке и писательнице норвежского происхождения Бренде Уеланд. У романа есть свидетели – тридцать писем, которые хранятся в «Историческом обществе Миннесоты» в США. Познакомил Бренду и Фритьофа ее отец, Андреас Уеланд, который регулярно приезжал на свою историческую родину. В очередной раз он отправился в Норвегию в мае 1928 году и на корабле познакомился с Нансеном, возвращавшимся домой после турне. Они подружились, им было о чем поговорить, потому что Андреас Уеланд был известным адвокатом и сыном крупного норвежского политика. Приехав в Норвегию, Нансен пригласил Уеланд и еще несколько своих друзей на автомобильную прогулку. А Уеланд в ответ пригласил Фритьоф пожить у них дома, когда он в следующий раз приедет в Норвегию.
Нансен приехал в США в 1929 году обсуждать строительство цеппелина и жил у Андреаса. Бренда договорилась взять у известного норвежца интервью – и впервые увидела его в Нью-Йорке в марте. И влюбилась с первого взгляда. Нансен ответил ей взаимностью.
Они состояли в переписке до последних дней жизни Фритьофа. Он писал ей трогательные письма: “My darlig Brenda! I love your name, Brenda, it is the fire of your soul, and your radiant burning eyes”.
Никогда ране в жизни, как писал сам Фритьоф, он не встречал такой открытой и искренней девушки, которая могла бы с первого взгляда пробудить в нем ответное чувство. Он настолько был увлечен ею. Даже предложил отправиться вместе с ним в полет на цеппелине и добавил: «Если мы не вернемся, это не имеет ни малейшего значения, потому я бы хотел, чтобы мы вместе остались там навсегда».   

В статье использованы материалы книги автора – первой русскоязычной биографии «Нансен. Человек и миф» http://www.igrslov.ru/?m=articles&an=nansen,
 которая вышла в издательстве «Игра слов» при поддержке Посольства Норвегии в РФ

Наталия Будур - ФРИТЬОФ НАНСЕН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ (полная версия)

Наталия Будур - ФРИТЬОФ НАНСЕН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ (полная версия)