Эрленд Лу. Мулей

МЫ ПАДАЕМ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ДЕЛАЙ ЧТО ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ. ПАПА
SMS-сообщение, посланное с борта самолета в Центральной Африке в апреле 2005)

20 декабря

Сейчас сидела у большого окна, и мне вспомнился разговор между Томом и папой, подслушанный мной однажды. Я лежала на диване, и они думали, что я сплю. Это было в период Ренаты-керамистки, Том тогда играл в рок-группе и собирался быть писателем или вольным художником со всеми вытекающими. В частности, он решил бросить Христианскую гимназию. Папа пригласил его «потолковать», а я слушала и улыбалась про себя. Я была целиком на папиной стороне. Как всегда. Папа держался совершенно спокойно, он говорил, что люди нашего круга заняты серьезным делом, им некогда бренчать на гитаре, богемничать и строить из себя так называемых творческих личностей. Большинство этих личностей не в состоянии ничего сотворить и, однако же, величают себя «творцами», в отличие от тех, кто действительно создает ценности. А сами эти гении в лучшем случае могут надергать чужих идей и сварганить из них галиматью, которая никому не интересна. Нет ничего проще, чем разыгрывать из себя загадочную художественную натуру. Истинные же творцы ничего не разыгрывают — они просто созидают, они не делают из этого рекламной кампании. Потом папа сказал, что, если Том бросит Христианскую гимназию, он будет снят с довольствия и ему придется самому о себе заботиться, от и до. Пусть сначала закончит гимназию, а затем юридический в университете, а после может хоть книжки писать, хоть горшки лепить, папа препятствовать не будет. Я помню, как Том все больше бледнел. А папа подвел его к окну, показал на город внизу и сказал: «Том, оставь ты всю эту дурь плебсу с низины: писать книги, самовыражаться и прочее. Мы, живущие здесь, на горе, сказал папа, не пишем, мы делаем так, чтобы исправно работала вся система, мы создаем ценности, и, кстати, я бы не особенно держался за Ренату, оголтелая девица, не чета тебе, ее будет кидать из крайности в крайность, я достаточно ясно выражаюсь? Ты понял, что я имею в виду?» Том понял.

Он закончил юридический за три месяца до аварии.

Кстати, папа, я стала писать. Хотя ты и сказал, что мы не пишем. Ты ошибся. Я-то вот пишу. И это ты виноват, что я пишу. Виноват по самые гланды.

<…>

1 января 2006

Вчера утром вернулся Кшиштоф. Странное он выбрал время. И тут же потопал класть плитку. Это тоже меня несколько озадачило, поэтому я остановила его и напомнила, что у нас сегодня Новый год и что по случаю праздника хотя бы плитку не кладут, а он ответил, что еще как кладут, у них в Польше это обычное дело, но я ему не поверила и пригласила его в ресторан Холменколлена, заказала вина, поблагодарила за подарок, призналась, что такой красивой музыки не слышала уже очень давно, и он тут же, едва сдерживая слезы, рассказал, что его девушка нашла себе другого, а как он думал, спросила я, он весь год торчит в Норвегии, таковы женщины, сказала я, и что за самонадеянность такая, считать, что ты можешь годами отсутствовать, спать на полу с пепельницей чуть не под подушкой, а она должна изводиться где-то там в польской глубинке и ждать как дура набитая.
Мне нравится, когда мужчины в отчаянии и плачут.

Ближе к ночи мы вскарабкались на трамплин Холменколлен, сели на площадке и стали смотреть на фейерверки в городе, попробовали было заняться этим самым, но Кшиштоф был слишком пьян, оно, может, и к лучшему, короче, Новый год получился на славу. В мрачном взгляде на жизнь есть, как выяснилось, свой плюс: теперь меня гораздо легче приятно поразить.

Из планов на новый год у меня только один: попробовать умереть. Ума не приложу, правда, как это сделать. Традиционные способы такая мура. Все эти повеситься, застрелиться и тому подобное. Фу, вульгарно и пошло. Лучше всего разбиться на самолете. Но они, к сожалению, грохаются не так часто. Разве что в Африку податься? Но это такая морока... Ладно, подумаю еще.

2 января

Вчера меня благословил сам премьер-министр. Он обратился ко мне с речью. Возможно, и к остальным тоже, но я заметила только, что он говорит со мной. Он сказал, что я смогу преодолеть себя. Что каждого из нас ждет победа. Что дело именно в этом — не бояться, дерзать, мечтать и стараться создавать условия и обстоятельства, в которых мечты станут явью. В этом было что-то пугающее даже. Он как будто бы прочитал мои мысли и поддержал их от всего сердца. Он одобрил мое желание умереть. Правда, потом он долго нес какую-то белиберду про Ибсена.

<…>

19 января

<…>

Когда я дома, то постоянно ставлю диск, который мне подарил Кшиштоф. И как только предыдущая песня заканчивается, сама начинаю напевать следующую. Это же надо! Странно, что, когда ты одержим каким-то желанием, тебе совершенно понятна и близка одержимость другого, пусть даже по иному совсем поводу. Стремление Энтони стать женщиной оказалось созвучным моему стремлению умереть. Фразы, которые он поет, я воспринимаю нужным мне образом. Мой мозг как будто бы отторгает истинное содержание песен и конвертирует слова в другую валюту. Тоска, направленная в одну сторону, с такой же силой устремляется и в другую. Тоска пересохраняется, как файл в другом формате. Ничто не исчезает. Просто меняется кодировка. А объем и сила тоски остаются неизменными.

Была генеральная репетиция. Все прошло отлично, но завтра будет еще лучше. И с существенным дополнением в конце.

<…>

8 февраля

Видимо, они не могут упечь меня в психушку без моего желания, хотя у них руки так и чешутся, но они вынуждены спросить моего согласия, потому что я выгляжу слишком нормальной, говорят они, я не достаточно сумасшедшая и к тому же дееспособная. Тоже мне открытие, ясно, что я нормальная, это мир свихнулся, ну какое ему, казалось бы, дело, что кто-то больше не желает жить, что в этом ненормального, скажите на милость? Поэтому, когда они спрашивают, не хочу ли я после выписки из больницы на несколько дней лечь понаблюдаться за умственным статусом, я, естественно, отвечаю нет. И они еще утром говорили, что теперь психоаналитик придет поговорить на эту тему, но я уверена, что этот зануда будет опять уговаривать меня завести собаку. Здесь все меняются в лице, когда начинают со мной разговаривать, до того им меня жалко. Для них я очаровательная девчушка, на которую обрушилось такое огромное горе, что оно кажется непреодолимым, но это не так, говорят они мне, немного потерпи, время лечит все. Слышать такое в больнице вдвойне абсурдно, медики лучше других знают, что время не в состоянии вылечить все раны, некоторые — да, лечит, согласна, но далеко не все, от некоторых ран, и внутренних и внешних, люди умирают, и в больнице раны смертельные встречаются гораздо чаще, чем в других местах.

В разгар этих препирательств мне предложили работу. Оказывается, существует журнал «Самоубийца», рассчитанный на тех, кто надумал покончить с собой. Никогда о таком не слышала, но он, однако, существует, и главный редактор только что умер (surprise!), и не возьмусь ли я возглавить журнал? Они там измучились, жуткая текучка кадров, состав редколлегии постоянно меняется. Ко мне они обратились, потому что я благодаря своей неудачной попытке обрела известность и они надеются, что если я буду их, то есть нашим, лицом, то мы громче о себе заявим. Многие из тех, кого обуревают мысли о самоубийстве, страдают заниженной самооценкой, нам, говорят они, нужен какой-то лидер, VIP, чтобы вокруг него сплотиться. Не упомню всего, что они говорили, но подумываю взяться за это дело, все-таки будет чем заняться, пока я анализирую и перевариваю события последнего времени.

Сначала пришел журналист и стал расспрашивать о том, что произошло и как я дошла до этого. Видимо, я показалась журналисту хваткой и сильной, он посоветовался с остальными, и они явились уже втроем или вчетвером и предложили мне стать редактором, потому что у меня отлично получится. Думаю, тут они правы. Гораздо проще подбодрить или дать совет другому, чем как следует разобраться с собственной жизнью. Мне кажется, я отлично справлюсь с этой работой.

Журналист спросил меня, какой совет я могу дать людям, решившим покинуть этот мир, и я ответила, что утром им надо встать пораньше, опрятно одеться и заняться необходимыми делами. Желание умереть не извиняет того, что человек бродит с полоумным видом, немытый-нечесаный, и валяется в кровати до обеда. Все выслушав, они предложили мне написать на основе этого разговора передовицу, вроде как тест, чтобы удостовериться, что я гожусь для этой работы. Статья у меня уже готова, я продолжала в том же духе. Что думающие о самоубийстве должны вести себя прилично. Или уже сделай то, о чем ты думаешь, или возьми себя в руки и займись своей жизнью. Мне кажется, это большая ошибка — держать нас в шелковых перчаточках, баловать, чистить перышки и заговаривать зубы. Наоборот, друзья, родные и специалисты должны вести себя жестко, требовать, чтобы мы принимали душ, и на день рождения дарить нам будильники. Но много ли я могу, когда доходит до дела? Внезапно я почувствовала себя сильной. Но с туманом в голове. Возможно, они не спросясь пичкают меня лекарствами. Надо не забыть спросить.

<…>

3 марта

Бангкок. Я просидела больше суток в аэропорту, писала первую главу о Солнышке. Я вижу, что за окном жарко и солнечно, но сию секунду Солнышко для меня гораздо важнее. Я ведь сюда не гулять приехала. Начала я в самолете, и дело пошло очень бодро, но затем капитан сказал: «Команде занять свои места, самолет приступил к посадке», и полет вдруг закончился, к моей досаде; я чувствовала, что, пока не допишу главу, не смогу думать ни о чем, поэтому я села в первом же и самом лучшем кафе и продолжила. Я переписывала главу раз восемь-девять. По-моему, я первый раз после смерти мамы, папы и Тома забыла и время, и где нахожусь и впервые ощутила какую-то свободу, что ли. Писать о Солнышке совсем не то, что писать о себе. Это все равно что разгадывать кроссворд, только гораздо интереснее и без подсказок. И мне нравится мое Солнышко. Я уже влюбилась в нее. Поэтому с тоской думаю, как она плохо кончит, как плохо ей придется. Первая глава называется «В Солнышко вселяется Сатана».

Я спросила на стойке информации, стоит ли съездить из аэропорта собственно в город Бангкок, и дежурная дама сказала, что всенепременно. В Бангкоке очень много интересного. Она спросила, что именно меня интересует, и я ответила: «Death», но этого слова она не поняла, а только улыбнулась широченной улыбкой, потому что вообще Бангкок — страна улыбок, это я прочитала в путеводителе, только что купленном мной в киоске. Отчасти однобокое представление, но лучше мне помолчать, чья бы, знаете ли, корова мычала...

Тогда я спросила, опасен ли город Бангкок, и она ответила нет, для такого большого города он неопасный совершенно. Вот тебе на, это удар под дых. А я-то надеялась, что это огромный и соответственно опасный город, в котором с тобой может случиться что угодно, достаточно зайти в глухие улочки, и ты уже играешь с жизнью в русскую рулетку — в смысле грабежа и нападений. Надо бы мне как следует изучить статистику: какие города мира все-таки опасны.

Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С..В. Источник: OPENSPACE.RU

	Обсудить на форуме	Все новости за 28.12.2008	Архив новостей	Все новости »