Спор о семге длился целый век. Окончание

Вам никогда не приходилось слышать, что восточные приграничные саамы-сколты, в том числе и пазрецкие, - это низшая раса?! А ведь подобные взгляды были широко распространены в начале ХХ века в Норвегии и Финляндии.
«Венцом творения» являются норвежцы, за ними идут финны, в самом низу - саамы, а восточные (православные) лопари и вовсе тупиковая ветвь эволюции. Примерно так можно передать смысл градации, предложенной в 1906 году норвежским исследователем Амундом Хелландом для народов, живущих на Севере. Финн Вяйне Таннер в 1920 году повторил его выводы относительно саамов, приписав им вырождение и напророчив скорое вымирание. Вообще социал-дарвинизм тогда активно использовался как теоретическая база для проведения политики ассимиляции коренного населения. Возможно, в том же духе рассуждали и норвежцы, оспаривавшие исконные права пазрецких саамов. Мол, раз они все равно исчезнут, то и семужьи промыслы им ни к чему. Борьба за рыбу вступала в решающую фазу.
Обсуждение вопроса о тонях, не выходившее до сей поры за пределы морского побережья и лопарских веж, неожиданно переместилось в зал суда. Доведенные до отчаяния постоянными притеснениями, саамы в 1916 году осмелились подать иск на норвежца, поставившего свои снасти в месте их традиционного лова и не желавшего идти на уступки. И - сенсационно выиграли процесс! Суд присяжных постановил: «Рыбная ловля всегда была преимущественным правом сколтсаамов с норвежской и русской стороны, и поэтому норвежские граждане не должны ловить рыбу в местах ловли сколт-саамов». Однако проигравшая сторона подала апелляцию в Верховный суд, который отменил прежнее решение, заявив, что оно исходит из ложных оснований. Таким образом, основанное на многовековой традиции преимущественное право пазрецких лопарей на ловлю семги в первый раз было поставлено под сомнение на общегосударственном уровне.
Между тем революция и Гражданская война еще более осложнили и без того не лучшее материальное положение в Пазреке. Многократные на протяжении 1918 года вторжения финнов, жаждавших заполучить Печенгу, привели к тому, что саамы впервые не стали откочевывать на место зимнего погоста, а разбрелись по долине реки Паз. Семужий промысел сокращался, как шагреневая кожа. В 1919-м права на рыбную ловлю в Норвегии получил только 41 человек из тех, что жили возле церкви Бориса и Глеба. Количество используемых ими тоней уменьшилось сперва до шести, а в 1921 году - до четырех.
Нетрудно заметить, что наступивший в России хаос давал прекрасный повод окончательно отменить привилегии под предлогом революционной опасности или военной угрозы, исходившей с территории охваченной смутой державы. Норвежцы однако этого не сделали. И вовсе не из альтруистических побуждений. У них были свои далеко идущие планы.
Мирные переговоры после окончания Первой мировой открывали возможность изменения границ, и Страна фьордов готовилась эту возможность использовать. В 1919 году был образован секретный парламентский пограничный комитет, намеревавшийся изменить очертания рубежной черты на Севере. Главным образом за счет близлежащих русских земель. В первую очередь границу планировалось «выпрямить», поглотив выступ в одну квадратную версту вокруг принадлежащего России Борисоглебского храма, во вторую - сделать полностью норвежскими оба берега реки Паз, ну и далее, вплоть до Печенги. Пазрецкие саамы играли во всех этих проектах далеко не последнюю роль.
В апреле 1919 года железорудный комбинат «Сидварангер», претендовавший на использование находившегося в русских пределах Борисоглебского падуна для постройки электростанции, заявил, что жители Пазреки, все без исключения, согласны с использованием норвежцами водопада в своих целях и подписали соответствующие бумаги. Взамен комбинат пообещал им выплату денежной компенсации и льготные поставки электроэнергии. В том же 1919-м пошли слухи, что приграничные российские саамы хотели бы вместе со своими угодьями перейти под власть Норвегии.
А 20 февраля 1920 года пазрецкие жители направили официальное послание норвежскому правительству. «Столетиями в долине реки Паз коренное население проживало совместной жизнью с Норвегией, - утверждалось в нем, - и оттуда получало все, в чем нуждалось: пищу, одежду и многое другое». В конце петиции саамы выражали желание стать подданными Норвегии и просили, чтобы та активнее добивалась присоединения долины реки Паз.
На уровне руководства Финнмарка, а затем и всего государства, это послание было воспринято как акт народного волеизъявления в духе столь популярного в ту пору права наций на самоопределение. Однако не все так просто. Норвежский историк Астри Андерсен, внимательно изучившая обстоятельства появления этого документа на свет, сформулировала несколько «неудобных» вопросов, ответов на которые пока нет. Почему почти за месяц до появления саамской петиции -26 января 1920 года - газета «Афтенпостен» уже приводила ее содержание и писала, что она была принята? Насколько повлияло на послание то, что составлялось оно в Норвегии, куда население бежало от очередного вторжения финнов? Каков уровень репрезентативности данного документа, если известно, что беженцы из России ютились по хуторам и поселкам, отстоявшим друг от друга на десятки километров, и вряд ли собрались бы все вместе, чтобы его принять? Насколько он вообще достоверен, учитывая, что у приграничного населения существовали не только пронорвежские, но и профинские, и прорусские симпатии? Ответов нет. Но размышления над ситуацией неизбежно приводят к мысли, что «народное» волеизъявление было умело инспирировано Норвегией.
Впрочем, даже сделавшись норвежскими гражданами, пазрецкие лопари совершенно необязательно продолжали бы ловить семгу на своих исконных местах. Деятели секретного пограничного комитета считали, что в качестве компенсации за честь принять в свое подданство Норвегия должна получить их рыбные привилегии. В протоколах заседаний комитета подчеркивалось, что «это права, которые сколтсаамы… имеют на красную рыбу в части… рыбных мест при впадении реки Пасвик в Бекфьорд и в Ярфьорде».
Но планам норвежских властей относительно расширения территории не суждено было сбыться. На мирной конференции в Версале их требования даже не рассматривались. Потом, когда на севере России рухнула белая власть и пришли красные, Норвегия не успела договориться с ними по этому вопросу. 14 октября 1920 года в Тарту состоялось подписание мирного договора между РСФСР и Финляндией, согласно которому район Печенги, в том числе и Пазрека, отошел финнам. По договору пазрецким саамам предоставлялась возможность в течение года покинуть обжитые еще их далекими предками места и переехать в СССР. О правах на лов семги в Норвегии там не говорилось ничего.
Начался заключительный акт драмы. Еще не утратив последних иллюзий относительно вероятных территориальных приобретений, норвежцы отдали проблему семужьих тоней на рассмотрение экспертам-юристам. Профессора Гьелсвик и Лие пришли к выводу, что протокол 1834 года утратил силу из-за смены государственной принадлежности этих мест. Тем не менее они решили, что привилегии саамов все же действуют, поскольку они являются частными, а не государственными и основаны на существовавшей издревле традиции.
Для властей Страны фьордов это был весьма неожиданный взгляд на вещи, и вскоре последовало официальное заявление, гласившее, что вопрос о рыболовных правах «будет разрешаться или в рамках полюбовной договоренности, или после составления закона об их принудительной отмене».
В 1922 году пазрецким саамам впервые запретили промышлять семгу на норвежской территории. Теперь уже Финляндия, руководствуясь своими интересами, попыталась оспорить это решение, ссылаясь на заявление Гьелсвика и Лие. Норвегия ответила, что вопрос снят с повестки дня и обсуждению не подлежит. Норвежский МИД отказался признать Гьелсвика и Лие компетентными лицами и нашел других экспертов, в том числе и губернатора Финнмарка Ривертца, утверждавших, что поскольку норвежские и русские саамы ранее совместно использовали весь этот район, то, следовательно, никаких особых прав ни у кого нет и быть не может.
Однако груз нерешенных проблем был слишком тяжел, и переговоры между Норвегией и Финляндией все-таки состоялись. Открылись они в мае 1922 года все тем же пограничным вопросом. Страна фьордов попробовала убедить Суоми перенести границу поближе к Печенге, в крайнем случае - уступить ей Пазрецкий выступ с Борисоглебским храмом в обмен на какую-либо другую территорию.
Пазрецких саамов теперь уже никто не принимал в расчет. Глава норвежской дипломатической миссии Арильд Хюитфельд, считал, что будет лучше, если они покинут погост у церкви Бориса и Глеба. Свою точку зрения он обосновывал весьма характерным образом: «Сколты… стоят во всех отношениях ниже норвежцев… и с точки зрения социальной, лучше от них освободиться. Безусловно, они, скорее всего, в конце концов вымрут, но это может занять долгое время, а до того они принесут много ущерба, смешиваясь с другим населением страны». Теперь такой подход к делу назвали бы расизмом, но тогда это было в порядке вещей...
Не пожелав уступить норвежцам ни пяди своей новоприобретенной Печенгской земли, финские делегаты, в свою очередь, все активнее поднимали вопрос о семужьих тонях пазрецких саамов. В итоге Норвегия согласилась-таки его рассмотреть. Но только в одном ключе: в рамках заключения двустороннего договора о выкупе саамских прав. Именно этот путь был признан самым быстрым и удобным способом избавиться от надоевшей проблемы.
После некоторых размышлений финны согласились. Был составлен проект договора, по которому Финляндия просила жителей Пазреки письменно отказаться от всех прав в Норвегии. Чтобы определить размер компенсации, подняли статистику вылова саамами семги с 1908-го по 1922 год. Естественно, с учетом всех исторических потрясений, окончательно разрушивших традиционный уклад жизни обитателей Пазрецкого погоста, вылов оказался мизерным. Как и назначенный в соответствии с ним выкуп - 12 тысяч золотых (или 18 тысяч «обычных») крон. Особенно в сравнении с предложенной царскими чиновниками суммой в 300-400 тысяч крон…
Но выбора не было. Семужий лов и без того фактически уже не существовал. В окончательный вариант протокола норвежско-финской пограничной конвенции включили статью № 2, посвященную выкупу. Доверенное лицо саамов Пазреки Дмитрий Калинин от имени своих сородичей отказался от всех прав в Норвегии. На вечные времена!
В сентябре 1925 года Страна фьордов выплатила финскому государству 12 тысяч золотых крон. Предполагалось, что годовые проценты от выкупа будут так или иначе использоваться на улучшение жизни пазрецких жителей. Возможно, так и было на самом деле. Но поскольку сами проценты составляли около 900 крон, а делить их приходилось на 140 человек, никакого значения для Пазрецкой общины это уже не имело. Впрочем, и сама община к тому времени перестала существовать как единый экономический организм, сохранившись с тех пор и до наших дней только как культурно-этническое объединение разрозненных саамских семей. Вот так закончилась борьба за рыбу. Так ушли в прошлое саамские семужьи промыслы в Норвегии, существовавшие задолго до того, как местность, где они осуществлялись, стала норвежской. Так завершилась эта история.
Хотя - завершилась ли? Минули десятилетия, и ныне все возвращается на круги своя. Набирают силу процессы саамского возрождения. Проживающие в Норвегии саамы-сколты судятся с властями в международных судебных инстанциях, доказывая факт имевшей когда-то место дискриминации и отстаивая свои исконные права. Права, в том числе и на семужьи промыслы. Борьба за рыбу продолжается…

Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник:"Мурманский вестник" от 11.12.2009

Автор: Дмитрий ЕРМОЛАЕВ, сотрудник Государственного архива Мурманской области

	Обсудить на форуме	Все новости за 30.12.2009	Архив новостей	Все новости »