Возвращение Амели

«Мария Амели в полицейском участке!», «Бойфренд: она в шоке!», «Мария Амели в аэропорту!», «Мария Амели плачет!» — в день ее депортации в Россию скандинавские таблоиды пестрили этими заголовками, как будто речь шла как минимум о свадьбе голливудской кинозвезды. Своим отъездом она заставила граждан Норвегии плакать, а чиновников — пересмотреть законодательство о гражданстве. «РР» стал первым СМИ, опубликовавшим интервью с Марией Амели в России.

Сейчас выйдет ваша принцесса. И чего из-за нее такой шум подняли? — бросает толпе папарацци пожилая пассажирка, прилетевшая в Шереметьево тем же рейсом.

Действительно, чего?

Наконец она выходит, точно такая, как на фотографиях в норвежских газетах, в сопровождении того самого симпатичного блондина. Сверкая под вспышками фотокамер, не говоря ни слова, садится в такси и уезжает в неизвестном направлении. На сле­дующий день Мария напишет по-норвежски в своем блоге: «Проснулась рано и долго не могла понять, что случилось и где я нахожусь… Комок в горле».

«Комок в горле!.. У Марии Амели комок в горле!» — тиражируют норвежские СМИ.

Через неделю Мария и Эйвинд встречаются со мной уже совершенно другими — никакой истерики, спокойное отстраненное дружелюбие. Они приехали на метро, как настоящие европейцы.

— Кем ты себя чувствуешь? Осетинкой, русской, норвежкой? — интересуюсь я, безуспешно пытаясь разглядеть за маской беспристрастной западной вежливости хоть что-то кавказское.

— Какая из меня осетинка? Какая из меня русская? Я уже забыла, как писать по-русски. Единственное, что осталось в голове, — это красивые воспоминания о Кавказе. Но я не собираюсь туда возвращаться. В Норвегии меня никто не спрашивал, какой я национальности. Меня спрашивали: «Откуда ты?» Вначале я говорила, что из России, с Кавказа. А потом поняла, что это не нужно, и стала отвечать, что я из такого-то города в Норвегии. Я норвежка, — в очередной раз повторяет Мария, показывая, как далеко она зашла в своем «верю, ибо абсурдно».

В принципе вся ее сознательная жизнь — иррациональная попытка доказать это странное кредо. Об этом ее книга, ее блог, ее «Фейсбук», собравший 88 000 друзей, ее публичные выступления, благодаря которым в Норвегии только ленивый не знает, что ее настоящее имя — Мадина Саламова, что она «Нелегальная норвежка» (так называется ее книга) и одновременно «Гражданин года» (по версии журнала Ny Tid). Что ей 25 лет, 9 из которых она прожила в Норвегии. Что ее отец был крупным предпринимателем во Владикавказе, совершил какой-то неверный политический ход, разорился и был вынужден скрываться от местной мафии. Что в 2001 году родители вывезли ее в Финляндию, где просили убежища, в котором им было отказано. Что потом та же история повторилась в Норвегии, но за время многоступенчатого рассмотрения петиций и апелляций Мадина превратилась в Марию, выучила норвежский и поступила в университет. Что через некоторое время после того, как она написала книгу о своих злоключениях, ее арестовали и депортировали. И, наконец, самое главное — что за нее вступилось пол-Норвегии.

Вообще, разбираясь в деталях этой истории, больше всего удивляешься тому, что она все-таки полезла грудью на амбразуру, пытаясь преодолеть очевидно безнадежную ситуацию. По всем международным правилам политическое убежище в Норвегии семье Саламовых не светило: преследование криминальными группировками не является тем видом гонений, который дает право на статус беженца. Считается, что в такой ситуации жертва должна искать защиты
у право­охранительных органов своего государства, — в тонкостях нашей коррумпированной милиции никто в данном случае разбираться не будет.

— В 18 лет я должна была прийти в полицию и сдаться, чтобы меня выслали в Москву, где я никого не знаю, — говорит Мария. — Они считали, что я должна была сама взять ответственность за свою жизнь и уехать. Но у полиции тоже есть ответственность — выкидывать нелегалов, даже если они уже настолько интегрировались, что практически не отли­чаются от норвегов. Система делает ошибку, раз позволяет людям жить в стране настолько долго, что лучшие из них успевают почувствовать ее родиной.

Большинство западных стран выходит из этой юридической ловушки простым способом — периодически объявляя иммиграционную амнистию. Если бы вместо Норвегии родители Марии рванули в Швецию или Испанию, скорее всего, они бы уже давно смогли легализоваться. Но норвежское правительство принципиально не идет на такие шаги, вместо этого депортируя тех, кто добровольно сдался, и закрывая глаза на тех, кто ушел в «свободное плавание». Благо­даря этой противоречивой политике появился не только феномен Марии Амели, но и целый класс неле­галов, упорствующих в своем желании жить в стране троллей и фьордов. Именно поэтому премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг — да, дело дошло до главного человека в стране! — высказался по поводу Марии Амели так жестко: «У всех должны быть равные права, нельзя одному человеку предоставлять привилегии только потому, что он привлек всеобщее внимание».

— Поскольку я написала эту книгу, из меня, видимо, хотели сделать пример, — говорит Мария. — Чтобы подать сигнал всем другим нелегалам, что им надо уезжать. Но ведь они могли и оставить меня — тоже в качестве
примера. Чтобы подать сигнал другим беженцам: если вы хотите остаться в нашей стране, вам нужно закончить университет, выучить язык и написать книгу.

— Как тебе удалось поступить в университет, не имея никаких документов?

— Мой ректор в 10–11 классах дал мне аттестат об образовании. Вообще-то он не имел права этого делать. Ни на что не надеясь, я подала бумаги в университет и каким-то чудом поступила. Иначе, наверное, я продолжала бы, как раньше, мыть полы или мы поехали бы в другую страну.

— Почему ты так хотела стать норвежкой?

— Меня ничто не держало в России.

— Всех беженцев ничто не держит на родине, но далеко не у всех такая сильная мотивация интегрироваться.

— У меня было желание жить, а не интегрироваться. Просто жить, чувствовать, что я живой человек, а не тело, которое сидит в лагере и ждет решения. Я чувствовала, что иначе потеряю лучшие годы своей жизни.

— Но почему тогда другие нелегалы этого не делают?

— Мне было мало лет и я имела право по крайней мере ходить в школу. Вполне возможно, что есть много беженцев, которые хотели бы интегрироваться с первого дня, но им не дают разрешения на работу
, и они просто сидят в этом лагере и ждут. Через пару лет такого ожидания всякое желание интегрироваться уже пропадает.

На самом деле среди политических беженцев довольно много бестолковых авантюристов, которые едут в Скандинавию, конечно, не от хорошей жизни, но и не от самой плохой. Если набрать в Яндексе что-то вроде «Норвегия иммиграция», по одной из первых же ссылок выскочит такой баннер: «Надоело? Измени свою жизнь прямо сейчас!» — и дальше телефоны контор, которые за деньги
делают фальшивые свидетельства о пытках и избиениях в милиции, помогают сочинить легенду и объясняют, что надо говорить на собеседовании с целью получения политического убежища. Тут же подробно описывается, какая офигенная страна Норвегия, какие там высокие социальные пособия и как гуманно это государство обращается с беженцами. Разумеется, все это довольно быстро раскрывается, в результате несостоявшийся беженец, получив отказ в статусе, превращается в нелегала и может легко присоединиться к этническим преступным группировкам. Поэтому в глазах норвежца «нелегальный иммигрант» — синоним «преступника».

— Дело Марии Амели вызвало такой общественный резонанс именно потому, что она демонстрирует совершенно иной образ нелегального иммигранта, чем тот, к которому мы привыкли, — говорит Эйвинд, бойфренд Марии, уже прославившийся на весь мир тем, что полетел с ней Россию. — С ней обращались именно как с преступницей: арестовали, посадили в тюрьму. Здесь важен именно этот контраст. Кроме того, пресса очень любит рассуждать о возможном кризисе в правительстве и о том, что премьер-министр уйдет в отставку, а эта история вызвала раскол правящей коалиции. Столтенберг и его Норвежская рабочая партия были за депортацию Марии, в отличие от их союзников, левых социалистов, которые выступают за то, чтобы упростить иммиграционные механизмы. Премьер-министр принял компромиссное решение: выслать Марию, но дать ей возможность вернуться по рабочей визе. Это решение не устроило ни либералов, ни консерваторов. Но не надо думать, что за Марию — левые, а против нее — правые. Например, в ее поддержку выступила традиционно консервативная норвежская церковь.

Сейчас в парламенте Норвегии всерьез обсуждают возможность внести в иммиграционное законодательство поправку, которая будет касаться фактически одной только Марии Амели — что-то вроде «отмены запрета на повторный въезд в страну для нелегальных иммигрантов, проживших в Норвегии 9 лет, получивших высшее образование и написавших книгу». Уже появилась масса желающих взять ее на работу и выслать приглашение. Тем не менее депортация стала для Марии настоящей трагедией — крахом того самого абсурдного жизненного кредо, в которое она заставила поверить себя и половину норвежцев, которое оказалось даже сильнее страха, заставило пойти на рискованный конфликт с системой, вынесло на гребень политической волны, из-за которого она не захотела легализоваться через фальшивые документы или замужество, что было бы гораздо проще. Она хотела выиграть по-честно­му — и проиграла, чем в очередной раз доказала, что никакой она не нелегальный иммигрант, а настоящая норвежка.

Мы выходим на Арбат и просим Марию для фотосессии попозировать художнику, который нарисует ее портрет. Художник заводит с ней разговор о Владикавказе — у него там много знакомых. Мария сдержанно кивает, вежливо поддерживая разговор, но видно, что эта тема у нее не вызывает энтузиазма. А на листе тем временем появляется изображение. Художник, зная, что Амели осетинка, рисует осетинку. Сама она, зная, что является норвежкой, считает себя норвежкой. А я вспоминаю школьные контурные карты
и задание на дом — провести на этих красивых полушариях государственные границы.

 

Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: Русский Репортёр Автор: Юлия Вишневецкая

	Обсудить на форуме	Все новости за 26.02.2011	Архив новостей	Все новости »