Norway | Норвегия
Вся Норвегия на русском/События и юбилеи/Год Нансена–Амундсена/Амундсен/Р. Амундсен. Южный полюс/Глава III. На барьере/
Сегодня:
Сделать стартовойСделать стартовой Поставить закладкуПоставить закладку  Поиск по сайтуПоиск по сайту  Карта сайтаКарта сайта Наши баннерыНаши баннеры Обратная связьОбратная связь
Новости из Норвегии
О Норвегии
История Норвегии
Культура Норвегии
Mузыка Норвегии
Спорт Норвегии
Литература Норвегии
Кинематограф Норвегии
События и юбилеи
Человек месяца
Календарь
СМИ Норвегии
Города Норвегии
Губерния Акерсхус
Норвегия для туристов
Карта Норвегии
Бюро переводов
Обучение и образование
Работа в Норвегии
Поиск по сайту
Каталог ссылок
Авторы и публикации
Обратная связь
Норвежский форум

рекомендуем посетить:



на правах рекламы:





Год БьёрнсонаНансен Год Нансена–Амундсена
Амундсен Новостные материалыГод 2012
Архив культурных мероприятийМероприятияСтатьи
Юбилейный 2013Материалы норге.ру прошлых летЮбилейный 2014

Глава III. На барьере

Итак, 14 января, на день раньше намеченного срока, мы дошли до великого таинст-венного явления природы - Ледяного барьера. Была решена одна из труднейших задач нашей экспедиции - все собаки доставлены на место работы здоровыми и невредимыми. В Кристиании мы приняли на борт 97 собак. Теперь число их возросло до 116, и почти все они могли быть использованы для завершающего перехода на юг.
Следующей большой задачей было найти подходящее место на Ледяном барьере для нашей базы. Я собирался забросить все - продовольствие и снаряжение - как можно дальше на барьер и тем самым застраховаться от риска, что нас унесет в Тихий океан, ес-ли барьер вздумает обламываться. И решил, что 10 миль, или 18,5 километра, от края барьера нас устроят. Но уже первое знакомство с обстановкой показало, что, пожалуй, можно намного сократить долгие и утомительные перевозки. Вдоль внешнего края по-верхность барьера ровная и плоская. Здесь же, в глубине бухты, все выглядело иначе. Еще с борта "Фрама" мы видели со всех сторон очень неровный рельеф. Во всех направлениях тянулись высокие гряды, разделенные долинками. Самая большая возвышенность нахо-дилась на юге и представляла собой купол, дальняя точка которого возвышалась пример-но на 140 метров. Но похоже было, что за горизонтом эта гряда продолжает повышаться.
Итак, наше первоначальное предположение, что бухта образована самим матери-ком, как будто подтвердилось. Пришвартоваться к прочной кромке льда, выдающейся от барьера в море километра на два, было делом недолгим. И можно было почти сразу при-ступать к первой вылазке. Ведь мы давно все приготовили. Бьоланд наладил всем лыжи. И каждый подогнал свою пару по себе. Лыжные ботинки мы примеряли не раз и не два, и с одной, и с двумя парами носков. И конечно, они оказались маловаты. По-моему, вообще невозможно заставить сапожника сшить просторную обувь. Ладно, вблизи корабля похо-дим и с двумя парами носков. Для более далеких переходов у нас были, как я уже говорил, сапоги с брезентовыми голенищами.
Из остального снаряжения для нашей первой рекогносцировки упомяну лишь стра-ховочные веревки. Они тоже давно лежали наготове. Длиной они были около 30 метров, скручены из тонкой шелковистой пряжи, хорошо переносящей мороз.
Быстро пообедав, четверо из нас отправились в путь. У всех было торжественное настроение, ведь от этой первой вылазки многое зависело. Стояла отличная погода. Тихо, солнечно. На чудесном светло-голубом небе - единичные тонкие перистые облака. Воз-дух пропитан теплом, которое чувствовалось даже в этом огромном царстве льда. На при-пае [38], насколько хватал глаз, лежали тюлени - горы жирного мяса, хватит пищи и нам, и собакам на многие годы.
Скольжение было идеальное. Лыжи совсем легко катились по рыхлому свежему снегу. Но мы после долгого, пятимесячного плавания были не очень-то в форме и не мог-ли похвастаться скоростью. Через полчаса мы дошли до первой важной точки - стыка между морским льдом и барьером. Сколько мы думали об этом стыке, стараясь предста-вить себе его. Будет ли это высокая отвесная стена, на которую нам с великим трудом придется втаскивать свой груз при помощи талей? Или опасная широкая расщелина, кото-рую надо далеко обходить? Скорее всего, что-нибудь в этом роде. Должно же это огром-ное грозное чудовище как-то сопротивляться нам.
Таинственный барьер! Во всех описаниях, со времен блаженной памяти Росса и до наших дней, об этом примечательном природном образовании говорится с робостью и почтением. Так и кажется, что между строк можно прочесть одно и то же: "Тс, тише, ти-ше! - таинственный барьер!"
Раз, два, три, небольшой прыжок - и мы на барьере.
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Наверно, все четверо подумали об одном и том же. Чудовище уже не казалось нам таким таинственным, страхи поумери-лись, непостижимое стало вполне постижимым.
Мы вступили в это царство, как говорится, без боя. Высота барьера здесь составля-ла около шести метров, и стык между ним и припаем был совсем заметен снегом, так что их соединял небольшой пологий склон. Какое уж тут сопротивление.
До сих пор мы продвигались без веревок. Мы знали, что на морском льду нам не грозит никакой скрытый подвох. Другое дело - на барьере. И так как все считали, что лучше связаться веревкой до того, как провалишься в трещину, чем потом, дальше первые двое шли в связке.
Мы двигались на восток по небольшой долинке между Маунт-Нельсон с одной стороны и Маунт-Рённикен - с другой. Пусть только уважаемый читатель при виде столь громких названий не подумает; что мы шли между какими-то могучими хребтами. Маунт-Нельсон и Маунт-Рённикен - просто-напросто два старых тороса, образовавшихся в те давние времена, когда вся эта махина льда беспрепятственно ползла вперед с неодолимой мощью, пока наконец здесь не столкнулась с превосходящими силами, которые раскололи и разбили ее и не пустили дальше. Наверно, чудовищная была схватка, настоящее свето-преставление. Теперь все это было в прошлом. Мир, на всем покоилась печать бесконеч-ного мира. "Нельсон" и "Рённикен" были всего лишь старые ветераны-пенсионеры. Но в ряду торосов они казались великанами, их гребни достигали в высоту добрых 30 метров. Часть ложбины, прилегающая к Нельсону, совсем ровная, все складки сглажены, а вот на Рённикене остался глубокий шрам - то ли расщелина, то ли провал. Мы осторожно при-близились к нему. Поди, угадай, какая тут глубина и нет ли скрытого хода под ложбиной, соединяющего Рённикена с Нельсоном. Но наши опасения не оправдались. Ближайшее исследование показало, что дно расщелины выстлано плотным снегом. Площадка между торосами была совсем ровная и прекрасно подходила для собак.
Вместе с капитаном Нильсеном я разработал своего рода программу наших дейст-вий, и в ней предусматривалось, как можно скорее доставить собак на барьер и поместить их там под присмотром двух человек. Найденная нами площадка вполне годилась для это-го. Старые торосы достаточно красноречиво рассказывали о том, как сложился рельеф этого участка. Здесь можно было не опасаться никаких козней природы. И еще одно пре-имущество: отсюда было видно корабль, можно поддерживать постоянную связь с теми, кто остается на борту.
Дальше на юг ложбина постепенно повышалась. Отметив вехой место для нашей первой палатки, мы продолжали разведку. Ровный подъем по дну ложбины вывел нас на гребень высотой 30 метров. Отсюда открывался прекрасный вид на всю окружающую ме-стность и долину, по которой мы шли. К северу барьер тянулся ровно, без складок и ви-димых препятствий, и оканчивался на западе крутым мысом Мэнхью, который окаймлял с востока внутреннюю часть Китовой бухты, образуя уютный уголок, - его-то мы и облю-бовали для "Фрама". Вон она, внутренняя часть бухты, а кругом лед, лед и лед, куда ни глянь - Ледяной барьер, сплошь белые и голубые поля. Все здесь сулило красочные кар-тины в будущем. Многообещающее место.
Гребень, на котором мы стояли, был неширок, метров 200, я бы сказал. Во многих местах ветер смел с него снег, и поблескивал голубой лед. Мы пересекли его и направи-лись к Фермопильскому ущелью. Оно отлого спускается с гребня на юг и почти сразу пе-реходит в широкую площадку, окруженную со всех сторон возвышенностями. Голый гре-бень, через который мы перевалили на пути к этой котловине, избороздили трещины. Они были узкие и почти совсем занесенные снегом и не представляли для нас опасности. Кот-ловина выглядела очень уютной, а главное, безопасной. Ложе совершенно плоское, если не считать нескольких куполовидных бугров, и свободное от трещин.
Мы пересекли его и поднялись на отлогую гряду в южной части котловины. Гре-бень, насколько хватал глаз, был ровный и гладкий, но это еще ничего не значило, и мы прошли немного на восток, однако не встретили участка, который безоговорочно годился бы нам. Да, из всех мест, осмотренных нами, самое защищенное - котловина.
С гряды на юге была видна юго-восточная и внутренняя части Китовой бухты. В отличие от той части припая, где мы ошвартовались, внутри бухты был, по-видимому, до-вольно торосистый лед. Но более подробное исследование этого участка мы отложили на будущее. Котловина нам всем понравилась, и мы единодушно выбрали ее для своей базы. Итак - кругом и обратно. Спуск на дно котловины по собственному следу не занял много времени.
Основательно изучив местность и обсудив все возможности, мы решили, что дом надо ставить на этой небольшой возвышенности, поднимающейся к востоку. Похоже, что более тихого места нам не найти. И мы не ошиблись. Быстро выяснилось, что мы выбрали лучшее из всего, что нам мог предложить барьер. Воткнув лыжную палку на месте буду-щего дома, мы отправились к своим.
Приятная новость, что мы уже нашли хорошее место для дома, естественно, всех обрадовала. В глубине души все страшились долгой утомительной транспортировки гру-зов на ледяной барьер.
Льды кишели животными. Куда ни повернись, всюду видны большие залежки тю-леней-крабоедов и тюленей Уэдделла [39]. Морского леопарда [40], единичные экземпля-ры которого встречались нам на дрейфующем льду, здесь вовсе не было. За все наше пре-бывание в Китовой бухте мы его ни разу не видели. Не видели и тюленя Росса. Пингвины показывались не очень часто - здесь несколько, там несколько, - зато тем больше радо-сти они нам доставляли. Среди них преобладали пингвины Адели [41]. Когда мы шварто-вались, из воды на лед вдруг выскочило с десяток пингвинов. С минуту они изумленно озирались. Не каждый день им приходилось встречать людей и корабли. Но удивление скоро сменилось любопытством. Сидят и буквально изучают все наши движения. Лишь изредка захрюкают и пройдутся по льду. Похоже было, что больше всего их заинтересо-вало, как мы роем ямы в снегу для ледовых якорей. Они окружали работавших людей и с очевидным интересом смотрели на них, наклонив голову набок. Пингвины явно ничуть не боялись нас, да мы их в общем-то и не тревожили. Правда, некоторым из них все-таки пришлось расстаться с жизнью. Они были нужны нам для нашей коллекции.
В тот же день состоялась увлекательная охота на тюленей. Три крабоеда отважи-лись приблизиться к судну, и мы решили за их счет пополнить наши запасы свежего мяса. Выслали двух великих охотников, которые стали приближаться к тюленям с предельной осторожностью, хотя в этом не было нужды, потому что животные лежали неподвижно. Охотники подкрадывались на индейский манер, пригнувшись до самого льда и выставив вверх наиболее мясистую часть своего тела. Начало многообещающее. Я смеюсь, но пока еще сдерживаюсь. Раздаются выстрелы.
Два спящих зверя вздрагивают, но остаются на месте. Иначе ведет себя третий. По-змеиному извиваясь, он удивительно быстро скользит вперед по рыхлому снегу. Это уже не стрельба по неподвижной мишени, а настоящая охота. По стрелкам и результат. Мимо, мимо, еще раз мимо. Хорошо, что у нас патронов вдоволь. Один из охотников, который похитрее, выпускает все свои заряды и возвращается обратно. А второй пускается вдогон-ку за ускользающей дичью. Как я хохотал! Где уж тут сдерживаться. Я буквально корчил-ся со смеху. Гонка по рыхлому снегу - впереди тюлень, охотник за ним. По движениям преследователя сразу было видно, что он злится. Он чувствовал, что ввязался в такое дело, из которого ему не выйти с честью. Тюлень развил изрядную скорость. Хотя снег был до-вольно глубокий, зверь держался на поверхности. Не то что охотник, который на каждом шагу проваливался по колено и вскоре безнадежно отстал. Иногда он останавливался, прицеливался и стрелял. Потом он клялся, что его пули все до одной попали в цель. Одна-ко я в этом сомневаюсь. Во всяком случае тюлень никак не реагировал на пули, он про-должал уходить с той же скоростью. В конце концов знаменитый охотник вынужден был сдаться и повернуть назад.
- Чертовски живучий, - услышал я, когда он поднялся на судно.
Не желая обижать человека, я сдержал улыбку.
Какой вечер! Солнце стоит высоко на небе, несмотря на поздний час. Уходящее к югу ледяное нагорье, весь этот могучий барьер залит ярким белым светом, до того силь-ным, что он слепит глаза. А на севере - ночь. Над самым морем небо черное и свинцово-серое, выше оно становится темно-синим, потом бледнеет и бледнеет, пока наконец не сливается с лучезарным сиянием барьера.
То, что лежит за гранью ночи, за черной стеной, нам известно. В той стороне мы побывали и одержали победу. А что скрывает ослепительный день на юге? Ты ждешь нас, восхитительная спящая красавица, мы слышим твой зов, и мы придем. Ты дождешься сво-его поцелуя, хотя бы это стоило нам жизни.
На следующий день, в воскресенье, была такая же прекрасная погода. Но для нас, разумеется, не могло быть и речи о каком-либо выходном. Никто из нас не захотел бы провести этот день в праздности. Мы разделились на два отряда - морской и береговой. Морской в составе 10 человек оставался на "Фраме", береговой в этот самый день обос-новался на барьере на год-другой, а то и больше.
В морской отряд вошли Нильсен, Ертсен, Бек, Сюндбек, Людвиг Хансен, Кристен-сен, Рённе, Нёдтведт, Кучин и Ульсен. В береговой - Престрюд, Юхансен, Хельмер Ханссен, Хассель, Бьоланд, Стюбберюд, Вистинг, Линдстрём и я. Линдстрём должен был еще несколько дней оставаться на судне, так как нам предстояло пока в основном питать-ся на борту.
По плану 6 человек должны были расположиться в 16-местной палатке, на пло-щадке между "Рённикеном" и "Нельсоном", а двое поставят себе палатку на участке для дома и приступят к строительству. Естественно, эту двойку составили наши опытные плотники Бьоланд и Стюбберюд.
В 11 часов мы наконец были готовы выходить. Мы взяли нарты и 8 собак; вес сна-ряжения и провианта составлял 300 килограммов. Моя упряжка первой должна была пройти испытание. Морской отряд в полном составе собрался на палубе, чтобы наблюдать старт. И вот все готово. Основательно потрудившись, а точнее, хорошенько вздув собак, мы наконец выстроили их цугом в аляскинской упряжи перед санями. Лихой взмах кну-том на прощание, громкий щелчок, и мы поехали. Уголком глаза я поглядел на судно. Так и есть, все наши товарищи выстроились в ряд вдоль борта, любуясь нашим классическим стартом.
Кажется, я слегка задрал нос и изобразил на лице этакое торжество. В таком слу-чае, я совершил глупость, лучше было подождать с этим, тогда провал не был бы таким полным. Ибо нас в самом деле подстерегал провал. Собаки уже полгода жили в полной праздности, только пили и ели, они явно считали, что от них ничего другого и не требует-ся. Им и в голову не приходило, что для них настала новая эра, отныне придется работать, да еще как. Пробежав всего несколько метров, они все, как по команде, сели на снег и ус-тавились друг на друга. На их мордах было написано неподдельное изумление. Наконец основательной трепкой нам удалось дать им понять, что нам от них нужна работа, да только это не очень помогло. Вместо того чтобы слушать команду, они затеяли яростную потасовку. Боже мой, сколько нам в тот день пришлось повозиться с этими 8 собаками! "Если так будет до самого полюса, - думал я в разгар суматохи, - нам понадобится год, чтобы дойти до цели". Сколько уйдет на обратный путь, мне уже некогда было высчиты-вать. Пока шла эта катавасия, я снова тайком взглянул на судно. И поспешил отвести свой взгляд. Ребята громко хохотали, до нас доносились поощряющие возгласы довольно ехидного свойства.
- Если и дальше так дело пойдет, как раз к Иванову дню поспеете! - кричал один.
- Молодцы, не падайте духом! Так держать! - надсаживался другой.
- Ура, пошла! - и так далее.
А наш воз не двигался с места. Ну, и влипли. Наконец общими усилиями людей и животных удалось опять стронуть его. Нет, триумфом наш первый санный переход нельзя было назвать.
И вот мы ставим между Маунт-Нельсон и Маунт-Рённикен нашу первую палатку на барьере. Это была большая, крепкая 16-местная палатка с пришитым полом. Вокруг палатки мы натянули треугольником стальные тросы - ограждение для собак. Сторона треугольника равнялась 50 метрам. В палатке оставили пять спальных мешков и запас провианта. Расстояние до этого места по одометру [42] равнялось 1,2 мили, или 2,3 кило-метра. Управившись с этим делом, мы двинулись дальше, к участку, который облюбовали для базы.
Здесь мы для плотников тоже поставили палатку - такую же, 16-местную, - и разметили площадку для дома. Исходя из местных условий, мы решили ставить дом в на-правлении запад-восток, а не север-юг, хотя именно второе решение напрашивалось, ведь считалось, что здесь господствуют южные ветры. Наш выбор себя оправдал. На самом де-ле здесь преобладал восточный ветер, он попадал в наиболее защищенный торец. Дверь была обращена на запад.
Потом мы занялись разметкой дороги от строительного участка до расположенной ниже палатки и дальше, до судна, ставя темные флажки через каждые 15 шагов. Теперь можно было спокойно передвигаться по этому пути, не плутая в непогоду. От судна до будущего дома было 2,2 мили, или 4 километра.
16 января, в понедельник, работа развернулась вовсю. Около 80 собак - шесть уп-ряжек - возили к первой палатке столько продовольствия и снаряжения, сколько можно было погрузить на сани, и два десятка собак - упряжки Стюбберюда и Бьоланда - ходи-ли с полной нагрузкой к верхнему лагерю. В эти дни нам пришлось немало повозиться с собаками, чтобы заставить их слушаться. Они так и норовили взять над нами верх и та-щить сани туда, куда им хотелось. Бывало, весь взмокнешь, пока убедишь их, что коман-дуем все-таки мы.
Рабочий день в эту пору был долгим. Редко ляжешь раньше 11 часов вечера, а в 5 утра - снова вставать. Но мы не жаловались. Всем хотелось поскорее завершить эту ра-боту, чтобы не задерживать "Фрам". Гавань наша была не совсем без недостатков. Гля-дишь, ни с того ни с сего откололась пристань, к которой было пришвартовано судно, и проходилось объявлять аврал, чтобы ошвартоваться заново. Иной раз только люди уснут, как нужно повторять все сначала. Лед то и дело обламывался, не давая нашим бедным "пиратам" передышки. Немалая нагрузка для нервов - постоянно быть начеку и спать вполглаза. Тяжело досталось нашим 10 товарищам в эти дни, но они держались молодцом. Всегда веселые, и шуткам не было конца. На долю морского отряда выпало выгружать из трюма на лед провиант и снаряжение для зимовщиков. Дальше груз перевозил береговой отряд. Работа шла на диво гладко, отряды старались не заставлять друг друга ждать.
За эти горячие дни члены берегового отряда страшно охрипли, а некоторые почти совсем потеряли голос. Произошло это оттого, что вначале нам приходилось непрестанно кричать на собак, погоняя их. Разумеется, морской отряд не упустил случая наградить нас прозвищем, основанным на каламбуре [43].
Коли исключить постоянную необходимость менять место стоянки из-за того, что лед обламывался и отдрейфовывал, надо признать нашу гавань очень хорошей. Правда, не обходилось без зыби. Иногда на судно обрушивались неприятные толчки, но не такие, чтобы это чем-то грозило. Огромным преимуществом было то, что здесь течение всегда было направлено к выходу из бухты и отгоняло все айсберги.
Первое время сообщение между судном и барьером осуществляли пять человек. Плотников не ставили на транспорт, они строили дом. Один человек дежурил у палатки. Мы могли запрягать в сани только 6 собак; попытки использовать полную упряжку - 12 собак - приводили к невообразимой катавасии [44]. В итоге оставались свободные соба-ки, они нуждались в надзоре, и для этого требовался человек. В его же обязанности вхо-дило готовить пищу и убирать в палатке. Пост дневального ребятам очень нравился, и они чередовались, а то ведь надоедало все мотаться с санями туда и обратно.
Семнадцатого января плотники начали расчищать площадку под дом. Мы решили сделать все возможное, чтобы дом мог устоять против сильных антарктических бурь, ко-торые нам предстояли. И плотники сперва принялись делать выемку глубиной около 120 сантиметров. Нелегкая работа. Уже через 60 сантиметров пошел сплошной твердый лед, его надо было рубить. А тут еще подул сильный восточный ветер, началась метель, и снег засыпал площадку, сводя на нет труды наших ребят. Но они не падали духом, из досок и ставней соорудили надежный щит, отгородились им от метели и продолжали работать. К вечеру площадка была расчищена. С такими людьми можно смело браться за любую зада-чу.
Метель несколько затрудняла перевозки, и, убедившись, что аляскинская упряжка непрактична, мы отправились на судно и принялись делать для собак гренландскую сбрую. Все силы были обращены на эту работу. Наш опытный парусный мастер Рённе сшил за месяц 46 комплектов. Мы крепили к сбруе постромки, подгоняли ее, ставили на сани гужи из стальной проволоки. И вот уже готова новая упряжь для всех саней и собак. Проблема была решена, дальше все шло как по маслу.
Места в двух палатках распределялись так: 5 человек спали в нижней, мы с плот-никами - в верхней. Однажды вечером случилась забавная вещь. Только мы собрались лечь спать, вдруг совсем рядом послышался крик пингвина. Мы выскочили из палатки - в нескольких метрах от входа сидел здоровенный императорский пингвин [45], отвешивая поклон за поклоном. Как будто он нарочно пришел поприветствовать нас. Жаль было дурно платить ему за учтивость, но так уж создан мир: кланяющийся пингвин окончил свою жизнь на нашей сковороде.
Восемнадцатого января мы начали подвозить материалы для дома, и плотники сра-зу же приступили к сборке. Работа спорилась, одни сани за другими подкатывали к участ-ку и разгружались. Собаки и каюры старались вовсю. Быстро подвозились материалы, и так же быстро рос наш будущий дом. Все его части были заранее перемечены, и выгружа-ли мы их в том порядке, в каком должна была идти сборка. К тому же Стюбберюд сам уже собирал дом и знал в нем, что называется, каждую щепочку. Я вспоминаю эти дни с радо-стью и гордостью. С радостью потому, что, хоть и трудновато приходилось, никто не ску-лил. С гордостью потому, что я стоял во главе таких людей. Это были настоящие люди. Все понимали свой долг и исполняли его.
Ночью ветер утих, и утро принесло с собой отличную погоду - было тихо и ясно. В такие дни работать одно удовольствие. Настроение у всех - и у людей, и у собак - было превосходное. Занимаясь перевозкой грузов с судна на базу, мы в то же время охо-тились на тюленей. Стреляли только тех, которых встречали по пути. За свежей пищей не нужно было далеко ходить. То и дело нам попадались залежки. Постреляешь тюленей, ос-вежуешь туши и отвезешь вместе с провиантом и материалами. В такие дни собаки бук-вально обжирались теплыми внутренностями.
Двадцатого января перевозка строительных материалов кончилась, можно было приниматься за продовольствие и снаряжение. Сани так и сновали туда и обратно. Всего приятнее было прокатиться утром к "Фраму" на пустых санях. Дорога была хорошо нака-тана и походила на добрый норвежский проселок. Скольжение отличное. Выйдешь около шести утра из палатки и слышишь ликующий хор своих 12 собак. Словно состязаются, кто кого перевизжит. Дергают цепи, так и рвутся к тебе. Прыгают, скачут от радости. Пройдешь вдоль всего ряда, с каждой поздороваешься, каждую погладишь, приласкаешь, скажешь ей что-нибудь. Великолепные животные! Самые нежные, самые избалованные из наших домашних животных не сравнятся в преданности с этими прирученными волками. Гладишь пса и видишь, как он блаженствует. А остальные тем временем лают, визжат, дергают цепи, чтобы вырваться и наброситься на ту, которую сейчас ласкают. Да, они ревнивы, и еще как!
Поздоровались - берешься за упряжь. И снова бурное изъявление радости. Как ни странно это прозвучит, могу вас заверить, что полярные собаки любят свою упряжь. Ведь знают, что им предстоит тяжелый труд, и все же проявляют очевидный восторг. Спешу прибавить, что так бывает только в "домашней" обстановке. Когда дело доходит до длин-ных, утомительных санных переходов, картина меняется. Начинаешь запрягать - начи-нается и первая склока. После плотной трапезы накануне вечером и ночного отдыха у со-бак появляется такой избыток энергии и прыти, что никак не заставишь их стоять смирно. Как ни жаль начинать с этого день, приходится пускать в ход плетку.
Но вот сани установлены как надо, и упряжка, все 6 собак, на месте. Казалось бы, проблемы позади, осталось лишь тронуться, и вскоре ты уже будешь у судна. Не тут-то было. Вокруг лагеря за короткое время накопилось множество всяких предметов вроде ящиков, строительных материалов, свободных саней и тому подобное. Благополучно ми-новать их было чуть не главной задачей каждое утро. Собак, разумеется, все эти предметы занимали в высшей степени; справишься с ними - считай, что тебе повезло.
Давайте же проследим за таким утренним выездом. Люди готовы, собаки запряже-ны. Раз, два, три - все сразу срываются с места и несутся, как ветер. Не успеешь взмах-нуть кнутом, как ты уже врезался в груду строительных материалов. Собаки счастливы, исполнилась мечта их жизни - хорошенько обработать эти предметы свойственным им и столь чуждым нашему уму способом. Пока они отводят душу, каюр, соскочив с саней, принимается распутывать постромки, которые обмотались вокруг досок, планок, всего, что только оказалось поблизости. Судя по его выражениям, он далеко не счастлив. Нако-нец все в порядке, он смотрит по сторонам и тотчас убеждается, что не только на его пути вдруг выросли препятствия. Среди ящиков разыгрывается спектакль, радующий его серд-це. Один из "стариков" так прочно застрял, что он явно еще не скоро выберется. Каюр с торжествующей улыбкой валится на сани и мчится вперед.
Пока едешь по барьеру, обычно все идет хорошо. Здесь ничто не отвлекает собак. Иначе на морском льду. Тут и там лежат тюлени, греются на солнце. И пошла вместо прямой кривая. Если полным утренней бодрости псам взбредет в голову изменить курс и направиться к тюленям, нужно быть очень опытным каюром, чтобы вернуть их на пра-вильный путь. Я в таких случаях прибегал к единственному доступному мне средству - опрокидывал сани. На рыхлом снегу опрокинутые сани быстро заставляли собак остано-виться. Благоразумный человек после этого тихо и спокойно разворачивал их в нужную сторону, ставил сани прямо и ехал дальше. К сожалению, человек не всегда благоразумен. Иногда желание отомстить этим поганцам берет верх, и начинаешь их наказывать. Да не так-то это просто. Пока ты сидел на опрокинутых санях, они служили надежным якорем, но без груза он не держит, и собаки это отлично понимают. Только примешься колотить одну, как остальные срываются с места, и итог не всегда получается лестным для каюра. Хорошо, если успеет опять навалиться на опрокинутые нарты, но случалось и так, что со-баки и сани прибывали на место без каюра.
Помучаешься вот так с утра пораньше, разгонишь кровь и приезжаешь к судну весь в поту, несмотря на 20-градусный мороз. Иногда обходится совсем без помех, и катишь во весь опор. Собак не надо понукать, они и без того бегут охотно. Глядишь, 2 километра от нижней палатки до "Фрама" одолел за считанные минуты.
Выйдя из палатки утром 21 января, мы опешили. Не может быть! Мы протирали глаза, таращились - все напрасно. "Фрам" пропал. Ночью был довольно сильный ветер и снежные заряды. Видимо, обстановка вынудила судно уйти. Был слышен рев волн, штур-мующих барьер. Мы принялись за обычную работу. Накануне капитан Нильсен и Кри-стенсен убили 40 тюленей. Половину мы вывезли сразу. Теперь принялись перевозить ос-тальных. А попозже, когда мы были заняты охотой и разделкой добычи, послышался ми-лый сердцу знакомый стук машины "Фрама". Вот и бочка показалась над краем барьера. Но только под вечер судно подошло к своему старому месту. И мы узнали, что его заста-вило выйти в море сильное волнение.
Плотники трудились усердно. 21 января дом был уже под крышей, дальше остава-лись только внутренние работы - большое облегчение для ребят. В первые дни, несо-мненно, им доставалось хуже всех. Знай, работай на морозе, на ветру; но я ни разу не слышал, чтобы они жаловались. Придешь в палатку после трудового дня - один из них уже полным ходом готовит обед: блины и крепчайший черный кофе. Получалось очень вкусно. Вскоре два плотника-кока затеяли состязание, кто лучше испечет блины. По-моему, оба были одинаковые мастера. Утром тоже подавались блины - горячие, хрустя-щие, нежные блины и превосходный кофе. Такой завтрак подавали мне плотники в пять утра, когда я еще был в спальном мешке. Немудрено, что мне было хорошо в их обществе.
Впрочем, обитателям нижней палатки тоже жилось неплохо. Вистинг оказался не-заурядным коком. Лучше всего ему удавались пингвины и чайки в сметане. В меню они фигурировали как рябчики и, право же, вкусом напоминали их.
В воскресенье, 22 января, все мы, кроме дежурных в двух палатках, отправились отдыхать на судно. Мы крепко поработали всю прошедшую неделю.
В понедельник, 23 января, начали перевозить провиант. Чтобы сберечь время, ре-шили возить его не к самому дому, а временно складывать на высотке южнее Маунт-Нельсон. Оттуда до дома оставалось всего 600 метров, но поверхность барьера на этом отрезке была неровная, и в конечном счете мы кое-что выигрывали. Предполагалось, что потом, когда "Фрам" уйдет, мы перебросим провиант к самому дому. На самом деле мы так и не смогли выбрать для этого времени, наш главный продовольственный склад остал-ся на высотке.
На первых порах заброска провианта на склад шла не так уж гладко. Собаки при-выкли сворачивать в нижний лагерь, на площадке между "Нельсоном" и "Рённикеном", и никак не могли взять в толк, что теперь этого не нужно делать. Особенно часто конфликт возникал, когда надо было возвращаться порожняком к судну. С высотки собаки слышали лай за "Нельсоном" в нижнем лагере. И нередко случалось, что они выходили из повино-вения. А уж как настроятся на озорство, нелегко с ними сладить, это каждый из нас испы-тал на своем опыте. Никому не удалось избежать непредусмотренного зигзага.
Доставив продовольствие на место, каюр сгружал его с саней и укладывал ящики в надлежащем порядке. Первые ящики мы ставили прямо на снег, группируя их по содер-жимому. Такой порядок позволял легко находить то, что нужно. За один раз на сани обычно нагружали до 300 килограммов, то есть шесть ящиков. Всего надо было перевезти около 900 ящиков, и мы рассчитывали, что за неделю управимся.
Наши расчеты оправдались с поразительной точностью. В полдень 28 января, в субботу, дом был готов и все 900 ящиков доставлены на место. Склад выглядел очень внушительно. Длинными рядами выстроились на снегу ящики, на каждом - номер, чтобы сразу можно было отыскать необходимое. А поодаль красовался готовый дом, совсем как у себя на родине, в Бюндефьорде. Вот только природа кругом другая. Там зеленели сосны и ели, плескалась вода. Здесь - лед, сплошной лед. Но и тут и там красиво. Я стоял и ду-мал: что мне больше нравится? Мысли унеслись далеко, летя со скоростью 1000 миль в секунду. Победил лес.
Как я уже рассказывал, мы привезли с собой все необходимое, чтобы укрепить рас-тяжками дом на барьере. Но тихая погода, которая держалась все эти дни, позволяла предположить, что условия здесь будут не такие уже суровые. И мы довольствовались тем, что сделали выемку в барьере.
Снаружи дом просмолили, а крышу покрыли толем, и он отчетливо выделялся на белом фоне. Вечером 28 января мы свернули оба лагеря и вселились в свой дом - Фрам-хейм. Заглянешь внутрь - до чего уютно и чисто! Везде, на кухне и в комнате, блестит линолеум. Мы имели полное основание быть счастливыми и довольными. Еще одна важ-ная работа выполнена, притом куда быстрее, чем я мог надеяться. Дорога к цели намеча-лась все более явственно. Уже можно было различить волшебный замок вдали. Красавица еще спит, но уже близок час, когда поцелуй разбудит ее.
В тот первый вечер в доме было очень весело. Играл граммофон, и мы пили за бу-дущее.
Всех собак, кроме щенят, перевели к дому и привязали к стальным тросам. Они и раньше развлекали нас музыкальными номерами. Но теперь, собранные вместе, они со-ставили небывалый хор, который по сигналу того или иного великого запевалы устраивал дневной или - что еще хуже - ночной концерт. Удивительные животные! Что они всем этим выражали? Одна начнет, две-три подхватят, и вот уже все сто голосят. Усядутся по-удобнее, задерут голову вверх как можно выше и воют что есть мочи. При этом вид у них чрезвычайно сосредоточенный, и ничто их не отвлекает. Но всего удивительнее то, как заканчивается концерт. Они смолкают все разом. Ни одна не издаст с опозданием лишнего звука. Чем определяется такая согласованность? Я много раз их наблюдал и изучал, но так ничего и не выяснил. Словно речь идет о хорошо разученной песне.
Могут ли животные общаться между собой? Это чрезвычайно интересный вопрос. Кто долго имел дело с эскимосской собакой, не усомнится в том, что она наделена таким даром. Под конец я так хорошо научился понимать издаваемые ими звуки, что не глядя мог сказать, чем заняты наши собаки. Драка, игра, любовь - для всего у них есть свои звуки. Любовь и преданность своему хозяину выражались специальными движениями и звуками. Если какая-то собака делала что-нибудь заведомо недозволенное, например по-кушалась на мясо в складе, другие, которым не удалось проникнуть в склад, бегали вокруг и издавали особые звуки, отличные от других. По-моему, большинство из нас научилось распознавать эти собачьи звуки. Вряд ли найдется животное, которое было бы так занятно и увлекательно изучать, как эскимосскую собаку. От своего волчьего предка она в гораздо большей мере, чем наши домашние псы, унаследовала инстинкт самосохранения, осно-ванный на праве сильного.
Борьба за существование рано сформировала эскимосскую собаку и в поразитель-ной степени развила ее неприхотливость и выносливость. У нее острый, проницательный ум, достаточно развитый для работы, которая ее ждет, и для условий, в которых она вос-питана. Нельзя считать эскимосскую собаку бездарной только потому, что она не умеет служить и хватать кусок сахара по команде. Эти фокусы настолько чужды ее суровому жизненному предназначению, что она лишь с великим трудом может им научиться.
В отношениях между собаками господствует право сильного. Сильный правит и делает то, что ему заблагорассудится. Все лучшее - ему, слабому - крохи. Среди этих животных легко возникает дружба, но всегда сопряженная с чувством уважения и страха перед сильным. Инстинкт самосохранения заставляет слабого искать защиты у сильного. Сильный берет на себя роль покровителя и таким образом приобретает верного помощни-ка на случай столкновения с еще более сильным. Инстинкт самосохранения пронизывает все. Его можно проследить и в отношении собаки к человеку. Она научилась видеть в нем своего благодетеля, дающего ей все жизненные блага. Конечно, мы видим и любовь, и преданность тоже, но и они, если разобраться, наверно, проистекают все из того же ин-стинкта самосохранения. В итоге эскимосская собака почитает своего хозяина гораздо больше, чем обыкновенные собаки, у которых почтение рождается только из страха перед побоями. Я мог спокойно взять кусок мяса изо рта любой из своих 12 собак, не боясь, что она меня укусит. Почему? Да потому что ее удерживал от этого страх в другой раз ничего не получить. Со своими собаками дома я, честное слово, не отважусь на такой опыт. Они тотчас кинутся защищать свою пищу и не постесняются пустить в ход зубы, если нужно. А ведь казалось бы, домашние собаки ничуть не меньше других почитают хозяина. В чем тут дело? А в том, что их почтение зиждется не на прочной основе инстинкта самосохра-нения, а всего лишь на страхе перед побоями. В приведенном примере выясняется, что эта основа слишком зыбкая. Голод пересиливает страх, и собака огрызается.
Дня через два в дом вселился последний член отряда зимовщиков - Адольф Хен-рик Линдстрём; можно было считать, что все окончательно устроено. Он выполнял на судне обязанности кока, но теперь морской отряд мог обойтись без него. "Береговики" еще лучше сумеют оценить его искусство. С того дня вся забота о приготовлении пищи на "Фраме" перешла к самому молодому участнику экспедиции, коку Карениусу Ульсену, и он с редкой добросовестностью выполнял эту работу до тех самых пор, пока мы в марте 1912 года не пришли в Хобарт на Тасмании, и у него снова появился помощник. Неплохое достижение для двадцатилетнего юноши. Побольше бы таких ребят!
С прибытием Линдстрёма в нашем быту установился полный порядок. Вырываю-щийся из трубы дым свидетельствовал, что барьер стал по-настоящему обитаемым. До чего приятно было, возвращаясь после рабочего дня, видеть этот дым! Мелочь, конечно, а как много она значит.
Линдстрём не только кормил нас, он, можно сказать, принес нам свет и воздух; и то и другое по его специальности. Сперва он подвесил керосиновую лампу шведской фирмы "Люкс" и наладил освещение, столь важное, чтобы человеку было хорошо и уютно в дол-гую зиму. Наладил он и вентиляцию, правда, с помощью Стюбберюда. Вдвоем они поза-ботились о том, чтобы в наше жилище все время поступал чистейший воздух. Это требо-вало от них известного труда, но труда они не боялись. Вентиляция была капризная и временами отказывала. Чаще всего это случалось во время штиля. И мастерам нашей "фирмы" приходилось всячески изощряться, чтобы восстановить ток воздуха. Обычно они ставили примус под вытяжную трубу и накладывали ледяной компресс на приточный канал. Один лежит на животе и держит примус под вытяжной трубой, другой взбирается на крышу и бросает комки снега в приточную, - глядишь, и потек воздух через комнату. Иногда они возились так часами. И наконец, вентиляция, неведомо почему, сдавалась и начинала опять работать. Нет никакого сомнения, что на зимовье хорошая вентиляция очень важна для здоровья и отрады. Я читал об экспедициях, члены которых постоянно страдали от сырости и холода, что влекло за собой болезни. И все из-за плохой вентиля-ции. Если свежего воздуха хватает, то и топливо лучше горит, и теплообразование, есте-ственно, больше. Если же приток воздуха мал, топливо отчасти пропадает даром, отсюда и холод, и сырость. Естественно, воздухообмен должен регулироваться согласно потреб-ности. Кроме плиты на кухне и керосиновой лампы в комнате у нас не было других ис-точников тепла, и, однако, лежавшие на верхних койках постоянно жаловались на жару.
Комната была рассчитана на десять коек, но так как нас было девять, одну койку убрали и заняли это место ящиком с хронометрами. В нем хранилось три обыкновенных коабельных хронометра. Кроме того, у нас было шесть переносных навигационных хро-нометров, которые мы постоянно носили при себе и всю зиму тщательно сверяли. Метео-рологические инструменты помещались на кухне, другого места у нас не было. Линдстрём занял должность помощника начальника "Метеорологической станции Фрамхейм" и стал мастером по ремонту приборов.
На чердаке мы сложили все вещи, не переносящие сильного холода, например, ле-карства, соки, варенье, сливки, пикули и приправы, а кроме того, ящики для саней. Биб-лиотека тоже разместилась на чердаке.
Начиная с понедельника, 30 января, мы целую неделю употребили на перевозку угля, дров, керосина и нашего запаса сушеной рыбы.
В это лето температура колебалась между минус 15 и минус 20°С - чудесная лет-няя температура. Ежедневно мы отстреливали много тюленей, и на площадке перед домом у нас уже лежала целая гора, около 100 туш.
Однажды вечером, когда мы сидели за столом, вошел Линдстрём и объявил, что теперь нам не нужно ходить на морской лед стрелять тюленей, они сами пришли к нам. Мы выскочили наружу - и правда, прямо к хижине, серебрясь на солнце, приближался тюлень-крабоед. Он подполз к нам вплотную, был сфотографирован и... застрелен.
Однажды я наблюдал удивительный случай. Моя лучшая собака Лассесен отморо-зила себе левую заднюю лапу. Мы в это время занимались перевозкой грузов, а Лассесен был выходной. Улучив минуту, он отвязался, а свободу, как и большинство этих собак, использовал для драки. Любят они драться, без потасовки просто жить не могут. И вот Лассесен схватился с Оденом и Туром [46]. В пылу битвы их цепи обмотались вокруг его лапы настолько туго, что нарушилось кровообращение. Не знаю, сколько он так простоял, но, вернувшись, я сейчас же заметил, что Лассесен не на своем месте. Осмотрев его, я об-наружил обморожение и потратил полчаса на то, чтобы восстановить кровообращение. Для этого я грел лапу Лассесена в своих руках. Поначалу, пока лапа была нечувствитель-на, все шло хорошо. Но как только к ней снова прилила кровь, собаке, естественно, стало больно. Она начала беспокоиться, взвизгивала и тянулась головой к больному месту, как бы желая дать мне понять, что ей эта процедура неприятна, однако не огрызалась на меня. После лечения лапа сильно распухла, но уже на следующий день Лассесен снова был здо-ров, только немного прихрамывал.
Мои записи в дневнике за это время велись в телеграфном стиле, вероятно, из-за напряженной работы. Так, последняя февральская запись гласит: "Навестил император-ский пингвин - в кастрюлю!" Не больно-то пространная эпитафия.
За эту неделю мы окончательно освободили морской отряд от собак, забрав около 20 щенков. Велика была радость команды, когда последняя собака покинула палубу, и это вполне понятно. При морозе до 20°, какой держался последнее время, было невозможно содержать палубу в чистоте. Все тотчас замерзало. Но и то неприятно браться. Высадив на лед всех собак, ребята принялись драить палубу солью и водой, и вот уже наш "Фрам" снова стал на себя похож. Щенков посадили в ящики и отвезли в Фрамхейм. Здесь для них была поставлена 16-местная палатка. Однако они наотрез отказались жить в ней, и при-шлось их выпустить на волю. Все щенки провели бoльшую часть зимы под открытым не-бом. Пока на площадке лежали тюленьи туши, они держались около них, потом облюбо-вали новое место. Палатка, которой они пренебрегли, нашла себе другое применение. В ней мы помещали сук, ожидавших потомства. Эту палатку прозвали родильным домом.
Одна за другой вырастали 16-местные палатки, и со временем Фрамхейм приобрел весьма внушительный вид. Всего палаток было 14. Восемь предназначались для наших восьми упряжек; шесть служили складами. Из них в трех лежала сушеная рыба, в од-ной - свежее мясо, в одной - разный провиант, еще в одной - дрова и уголь. Ставили их по заранее продуманному плану и вместе получился целый лагерь.
В один из этих дней заметно изменилась упряжь наших собак. Одному из участни-ков пришла в голову хорошая мысль сочетать аляскинскую и гренландскую сбрую. И по-лучилась упряжь, отвечающая всем требованиям. Отныне мы всегда пользовались этой системой, и все пришли к выводу, что она много лучше других. И собакам она явно боль-ше нравилась. Во всяком случае, им в ней легче и лучше работалось. Потертостей, кото-рые так часты при употреблении гренландской упряжи, совсем не стало.
Четвертого февраля выдался памятный день. Как всегда, мы в половине седьмого утра отправились на порожних санях к "Фраму". Первая упряжка выехала на гребень, и вдруг ездовой запрыгал и замахал руками, будто сумасшедший. Я сразу понял, что он что-то увидел, - но что? Подъехал второй, еще сильнее замахал руками и попытался что-то крикнуть мне. Я по-прежнему ничего не понимал. Между тем и мои сани приблизились к гребню; понятно, меня одолевало немалое любопытство. Осталось всего несколько мет-ров, и вот - ответ. У кромки льда, чуть южнее "Фрама", стоял на швартовах большой барк. Правда, мы говорили между собой, что можем встретить "Терра Нова" капитана Скотта, когда судно будет на пути к Земле Короля Эдуарда VII, и все же это было так не-ожиданно. Настал мой черед изобразить дергунчика; не сомневаюсь, что я исполнил акро-батический номер не хуже моих товарищей. И то же повторялось с каждым, кто следом за нами въезжал на гребень. Замыкающего я не дождался, но думаю, что он тоже прыгал и махал руками. Если бы кто-нибудь видел нас со стороны в то утро, мы, наверное, показа-лись бы ему сумасшедшими.
В тот день путь до судна показался нам очень долгим, но наконец мы доехали и все разъяснилось. "Терра Нова" пришел в полночь. Наш вахтенный только что спускался вниз подкрепиться чашкой кофе. Когда он вышел снова на палубу, у края барьера стояло уже два судна. Вахтенный тер глаза, щипал себя за ногу, словом, всякими способами прове-рял - уж не спит ли он. Да нет! Ущипнул себя за ляжку - чертовски больно; значит, это не сон, значит, и впрямь у барьера рядом стояли два судна.
Лейтенант Кэмпбелл, начальник восточного отряда, назначенного исследовать Землю Короля Эдуарда VII, первым явился на "Фрам" к Нильсену с визитом. Он расска-зал, что им не удалось подойти к берегу и теперь они возвращаются к проливу Мак-Мердо. Оттуда собираются идти к мысу Норт и исследовать тамошний край. Как только я поднялся на борт, лейтенант Кэмпбелл снова прибыл на "Фрам", и я услышал все от него самого. После этого мы нагрузили свои сани и поехали домой. В девять утра мы имели удовольствие принимать у себя в новом доме первых гостей: капитана "Терра Нова" - лейтенанта Пеннела, лейтенанта Кэмпбелла и врача экспедиции. Мы провели вместе не-сколько очень приятных часов. В тот же день трое из нас были с визитом на судне "Терра Нова"; мы остались там на ленч. Хозяева были чрезвычайно любезны и предложили за-хватить нашу почту в Новую Зеландию. Будь у меня время, я охотно воспользовался бы этой дружеской услугой, но нам было просто некогда писать письма. Мы дорожили каж-дым часом. В 2 часа дня "Терра Нова" отдала швартовы и покинула Китовую бухту. Странное дело, после этого визита мы оказались простуженными. На всех напал насморк, но это продлилось недолго, всего несколько часов, а потом все прошло [47].
В воскресенье, 5 февраля, нашими гостями были "пираты". Мы принимали их в две смены, все сразу не могли оставить судно. Четверо отобедали с нами, шестеро поужи-нали. Особенных яств не было, но ведь мы их пригласили не столько ради угощения, сколько чтобы показать им свой новый дом и пожелать счастливого плавания.
На перевозке вещей с "Фрама" всем нам восьми уже нечего было делать, и мне стало ясно, что пора найти для части отряда другую работу. Решили, что четверо будут возить то немногое, что еще осталось, а остальные отправятся к 80° южной широты. Во-первых, разведают местность; во-вторых, начнут заброску провианта на юг. Теперь все опять были заняты делом. На базе остались Вистинг, Хассель, Стюбберюд и Бьюланд. А наша четверка принялась собираться в путь. Правда, почти все было уже готово.
Мы еще не совершали дальних переходов, предстояло приобрести нужный опыт. Выход назначили на пятницу, 10 февраля. Девятого я отправился на "Фрам" и простился с товарищами, ведь предполагалось, что он уже уйдет, когда мы вернемся. Мне было за что поблагодарить этих славных людей. Я знал, что им совсем не улыбается покидать нас в такой интересный момент, чтобы в многомесячном плавании бороться с холодом и мра-ком, льдом и штормами, а на следующий год еще раз проделать этот путь идя за нами. Их ожидал тяжелый труд, но никто не жаловался. Они помнили свое обещание сделать все для нашего успеха и безропотно выполняли свой долг.
Я оставил командиру "Фрама", капитану Нильсену, письменный приказ. Его со-держание можно изложить в нескольких словах: "Выполняйте наш план так, как сами со-чтете наилучшим". Я знал, с кем имею дело. Более добросовестного и верного помощника я не мог бы найти. Я знал, что "Фрам" находится в надежных руках.
Вместе с лейтенантом Престрюдом я совершил небольшую вылазку на юг, чтобы найти удобный подъем на барьер в другом конце бухты. На этом участке лед в бухте был совсем ровный. Лишь кое-где попадались трещины. А ближе к берегу почему-то шли длинные ряды старых торосов. Чем это объяснить? Участок совершенно защищен от мо-ря, так что оно тут вроде ни при чем. Может быть, позднее мы еще сможем вплотную за-няться этим вопросом. Сейчас у нас на это не было времени. Мы искали самый короткий и верный путь на юг. Ширина бухты здесь невелика. От Фрамхейма до этой части барьера было около 5 километров. Подъем нетрудный и ровный, если не считать нескольких тре-щин. Склон недлинный, только, пожалуй, крутоватый. Высота около 18 метров. Мы с волнением поднимались вверх - что нам откроется с гребня? Мы еще ни разу как следует не видели, каков барьер в южном направлении. Сейчас состоится первое знакомство...
Картина, которая открылась нам сверху, нас в общем не поразила. Безбрежная рав-нина, уходящая за горизонт на юге. Мы убедились, что этот курс приведет нас прямо к уже упоминавшейся возвышенности; очень хорошо. Скольжение превосходное. Лед был присыпан неглубоким слоем рыхлого снега, очень удобно для лыж. Характер рельефа сра-зу подтвердил, что мы правильно сделали, взяв длинные и узкие беговые лыжи. Задача была выполнена, мы нашли удобное место для подъема на барьер, и дальше путь на юг открыт. Потом это место отметили флажком и назвали "Стартовой линией".
По пути туда и обратно нам встретились большие залежки спящих тюленей. Они совсем не обращали на нас внимания. Подойдешь, разбудишь тюленя - он приподнимет голову, поглядит на тебя, перевернется на другой бок и продолжает спать. Сразу видно, что у этих животных здесь никогда не было врагов. Если бы им надо было чего-то опа-саться, они, наверно, выставляли бы сторожа, как это делают их северные собратья.
В этот день мы в первый раз надели меховую одежду эскимосского покроя из оленьих шкур. И оказалось, что парки [48] слишком теплые. Позднее это подтвердилось. В сильный мороз они несомненно лучше всего остального. Но здесь на юге во время на-ших санных вылазок сильных морозов, как правило, не было. В тех редких случаях, когда было по-настоящему холодно, мы надевали парки. А во время этой рекогносцировки мы пропарились, как в бане.
Десятого февраля в 9.30 начался наш первый поход на юг. Четыре человека на трех санях; 18 собак - по шести в упряжке. Груз - около 250 килограммов провианта на одни сани. Кроме того, продовольствие и снаряжение для участников похода. Мы не знали да-же приблизительно, сколько он продлится, ведь у нас не было никаких данных. На санях лежал, главным образом, собачий пеммикан для будущего склада - по 160 килограммов на сани, - немного тюленьего мяса, сала, сушеной рыбы, шоколада, маргарина и галет. Десять длинных бамбуковых шестов с черными флажками предназначались для разметки маршрута. Из прочего снаряжения мы взяли две трехместные палатки, четыре одинарных спальных мешка и кухонную утварь.
Собаки бежали бодро, из Фрамхейма мы выехали галопом. До края барьера дело шло гладко. При спуске на морской лед нам пришлось пересечь неровный участок с большими торосами. Сразу начались осложнения. То одни, то другие сани опрокидыва-лись. Но все обошлось благополучно. Наше снаряжение прошло испытание, а это всегда полезно. Несколько раз мы проезжали близко от тюленей. Собаки не могли устоять про-тив соблазна, сворачивали в сторону и во весь дух неслись к тюленям. Но тяжелый груз быстро отбил им охоту делать дополнительные усилия. Посреди бухты мы увидели "Фрам". Лед совсем вскрылся, и судно пришвартовалось к самому барьеру.
Четверка остающихся на базе провожала нас. Во-первых, они хотели убедиться, что все будет в порядке; во-вторых, намеревались помочь нам на подъеме, так как мы по-дозревали, что там придется изрядно попотеть. Ну, а уж заодно наши товарищи собира-лись воспользоваться благоприятным случаем для охоты. Куда ни погляди, всюду лежали тюлени - огромные, жирные.
Начальником на базе я оставил Вистинга и поручил четверке выполнить немалую работу. Им предстояло забрать остаток грузов с судна и построить большой, просторный тамбур у западного торца дома, чтобы не выходить из кухни прямо на снег. Кроме того, мы думали использовать тамбур для столярной мастерской. И еще они должны были во все часы суток охотиться на тюленей. Важно было запасти побольше мяса, чтобы было вдоволь пищи и у людей, и у собак. Зверя тут хватало. Если останемся зимой без мяса, ви-нить можно будет только самих себя.
Хорошо, что нам помогли на подъеме. Хоть и не велик он был, а причинил нам не-мало хлопот. Но собак хватало, и когда мы запрягли их в достаточном количестве, сопро-тивление саней было сломано. Интересно, что думали о нас на судне, видя, с каким тру-дом мы одолеваем подъем? А что будет, когда нам придется взбираться на плато? Воз-можно, им вспомнилась старая пословица: "Потрудишься - научишься".
Дойдя до "Стартовой линии", мы остановились. Здесь нам предстояло расставание. Никто из нас не был настроен сентиментально. Крепкое рукопожатие - и пошел.
Походный порядок был такой: впереди шел на лыжах Престрюд, задавая направле-ние и подбадривая собак. С направляющим дело всегда шло как-то веселее. Далее следо-вал Хельмер Ханссен. Во всех наших переходах он шел на первых санях. Я хорошо его знал и считал лучшим из всех каюров, с какими мне доводилось встречаться. Он вез глав-ный компас и проверял по нему курс, который прокладывал Престрюд. За ним двигался Юхансен, у него тоже был компас. И замыкал отряд я; на моих санях кроме компаса был одометр. Я предпочел ехать последним, потому что это позволяло мне видеть все, что происходило впереди. Сколько ни соблюдай осторожность в походе, непременно с саней что-нибудь обронишь. Внимательность замыкающего позволяет избежать многих непри-ятностей. Я мог бы назвать много важных предметов, потерянных во время наших похо-дов и подобранных последним ездовым.
Тяжелее всего, конечно, приходится первому каюру. Он должен проторять дорогу, подгоняя своих собак, остальным надо только следовать за ним. Воздадим же должное тому, кто с первого до последнего дня исполнял эту обязанность, - Хельмеру Ханссену.
Разумеется, незавидна и роль направляющего. Правда, ему не надо сражаться с со-баками, но до чего же скучно идти одному впереди и глядеть в пустоту. Только и развле-чения что крики с передних саней: "Чуть вправо - чуть влево!" Да и то развлечением служат не столько однообразно повторяющиеся слова, сколько интонация. Иногда в ней звучит одобрение его действий, но иногда по спине пробегает холодок. Так и чувствуешь, что кричащий не прочь прибавить что-нибудь вроде: "Шляпа!" Да и без того все ясно...
Нелегко выдерживать прямой курс, когда нет никаких ориентиров. Представьте се-бе, что вам надо пересечь по прямой безбрежную равнину, а кругом туман, да еще царит безветрие, и снег ровный, ни одного гребешка. Как вы поступите? Только эскимос спра-вится с такой задачей, нам она не под силу. Мы отклоняемся то вправо, то влево, то влево, то вправо, доставляя уйму хлопот первому ездовому с морским компасом. Удивительно, как это действует на человека. Ведь отлично знает, что направляющий не виноват, что сам он на его месте делал бы то же, и все-таки начинает раздражаться, внушает себе, будто направляющий, - которому ничего подобного и в голову не приходит, - нарочно петля-ет на зло ему. Тогда-то и звучит команда "чуть влево" отнюдь не лестно. Я по личному опыту знаю положение и того, и другого.
Ездовому скучать некогда. Ему надо править собаками и следить, чтобы все они работали и ни одна не ловчила. И тьма других вещей требует от него внимания. За санями тоже нужен глаз, не то какой-нибудь бугорок в два счета опрокинет их вверх полозьями. Поднимать груженые сани весом около 300 килограммов - не такое уж удовольствие, поэтому лучше поглядывать в оба.
От "Стартовой линии" начинается пологий подъем, он тянется до гребня, за кото-рым барьер переходит в сплошную равнину. На гребне мы опять останавливаемся. Наших товарищей не видно, они вернулись к своей работе. Зато вдали, на лучезарном бело-синем фоне стоит "Фрам". Человек есть человек, и в глубине души таится тревога. Увидимся ли мы снова? И если увидимся, то при каких обстоятельствах? Следующий раз - от него нас столько отделяет... С одной стороны - могучий, необозримый океан, с другой - массив неизведанных льдов. Мало ли что может случиться. Флаг развевается на ветру... Про-щальный взмах... Пропал. Мы уходим на юг.
Наш первый поход в глубь Ледяного барьера, естественно, был волнующим. Путь неизвестен, снаряжение не испытано. Каким окажется рельеф? Так и будет тянуться бес-конечная равнина без каких-либо препятствий? Или нас ждут непреодолимые трудности, созданные природой? Верно ли мы считали, что в этом краю собаки - лучшее средство передвижения? Или лучше было бы взять оленей, пони, автомобили, аэропланы?
Мы развили хорошую скорость. Снежный покров был превосходным. Тонкий слой рыхлого снега не давал скользить собачьим лапам. Погода была не совсем такая, какую бы нам хотелось иметь в незнакомой местности. Правда, было тихо и тепло, в этом смысле все в порядке. Но видимость плохая, хуже бывает только в туман. Все окутала серая мгла, в которой барьер и небо сливались вместе. Горизонта не видно. Эта мгла, - очевидно, младшая сестра тумана, страшно неприятная штука. Невозможно судить о местности, ни-каких теней, все выглядит однородным. При таком освещении трудно быть направляю-щим. Неровности рельефа различаешь только тогда, когда столкнулся с ними в упор. С трудом удерживаешь равновесие, а то и падаешь. Ездовым легче, они могут одной рукой держаться за сани. Но им тоже надо быть начеку, следить, чтобы сани не опрокинулись. К тому же такое освещение очень вредно для глаз, дело доходит даже до снежной слепоты. И не только потому, что непрестанно напрягаешь зрение; часто причиной является неос-торожность. Ведь в таких случаях люди склонны сдвигать очки на лоб, особенно если стекла темные. Впрочем, мы отделывались всегда на диво благополучно. Лишь немногим довелось испытать эту неприятную болезнь. Как ни странно, но у снежной слепоты есть что-то общее с морской болезнью. Спросите человека, не страдает ли он от морской бо-лезни, в девяти случаях из десяти вы услышите в ответ: "Нет, что вы, просто живот бо-лит". Примерно так бывает и при снежной слепоте. Если вечером кто-то входит в палатку с воспаленными глазами, на вопрос, не снежная ли это слепота, он чуть ли не с обидой от-ветит: "Какая там снежная слепота, ты что, просто глаз засорился!"
В этот день мы легко прошли 28 километров. У нас было две палатки, по одной на двоих. Они были рассчитаны на троих, четверым пришлось бы слишком тесно. Пищу го-товили только в одной. Отчасти ради экономии, чтобы оставить побольше горючего на складе; да и не было надобности готовить врозь, пока держалась относительно теплая по-года.
Уже в этом первом походе - и потом тоже так было - у нас уходило слишком много времени на утренние сборы. Мы поднимались в четыре утра, а выходили в путь не раньше восьми. Я всячески старался сократить этот срок. На вопрос, в чем тут дело, отве-чу честно и откровенно: виновата наша собственная нерасторопность. Пока мы занима-лись разбивкой складов, это еще было не так уж страшно, но в нашем главном переходе нерасторопности никак нельзя было допускать.
На второй день намеченные 28 километров были пройдены за шесть часов, и мы задолго до вечера разбили лагерь. Собаки изрядно устали, ведь мы весь день шли на подъ-ем. О том, насколько мы поднялись, говорит то, что с расстояния 56 километров мы виде-ли Китовую бухту. По нашим прикидкам, лагерь находился на высоте примерно 150 мет-ров над уровнем моря. Такой результат удивил нас, хотя чему тут было удивляться, ведь в первый же день, обозревая бухту, мы определили, что эта гряда достигает 150 метров. Как бы то ни было, большинство людей любит выдвигать свои теории и придумывать что-то новое. Нас не удовлетворяет то, что видели другие. Так и теперь мы (я говорю "мы", так как сам в этом участвовал) не упустили случая выдвинуть новую теорию - о леднике, от-лого спускающемся вниз с антарктического плато. Мы представляли себе, как постепенно и равномерно поднимаемся до самой вершины, избегая утомительных крутых перепадов.
День выдался очень теплый, всего минус 11°, мне даже пришлось раздеться чуть не до белья. Недаром этот подъем мы прозвали "Кальсонной горкой".
Выйдя из палатки на другое утро, мы увидели густой туман. Вот уж некстати! Идешь по неизведанному краю - и вот, пожалуйста, шагай вслепую. В этот день у нас было такое впечатление, что мы спускаемся куда-то в бездну. В час дня один из шедших впереди доложил, что видит землю, и развел руками, изображая какие-то огромные разме-ры. Я ровным счетом ничего не видел, и не удивительно: во-первых, у меня плохое зре-ние, во-вторых, никакой земли не было и в помине. Туман развеялся, и мы увидели, что дальше идет относительно пересеченная местность. Но миф о земле просуществовал до следующего дня, когда мы убедились, что речь шла всего-навсего о полосе тумана.
В этот день мы отличились: вместо намеченных 28 километров прошли все 40. Одеты мы были легко, ни о каких парках не могло быть и речи. Мы сразу же отказались от них. Легкие штормовки поверх нижней одежды - вот и все. В этом походе многие из нас ложились в спальные мешки босыми.
На следующий день нас ожидал сюрприз: ясное небо и полное безветрие. Впервые мы смогли хорошо рассмотреть местность. К югу, как будто, тянулась гладкая равнина, без подъема. Зато к востоку барьер заметно повышался в сторону Земли Короля Эдуарда VII, как нам показалось. В первой половине дня нам попалась первая трещина. Похоже было, что ее занесло снегом очень давно. В тот день мы прошли 37 километров.
Во время заброски провианта на склады нас здорово выручали термосы. Сделаешь привал среди дня и выпьешь по чашке горячего шоколада. Каково - вот так, среди снеж-ных просторов без всяких хлопот подкрепиться шоколадом. В решающий переход на юг мы не взяли с собой термосов. Тогда нам было не до второго завтрака.
Четырнадцатого февраля, пройдя 18,5 километра, мы достигли 80° южной широты. К сожалению, в этом походе нам не удалось провести астрономических наблюдений, по-тому что наш теодолит забастовал, но последующие многократные наблюдения в этом месте дали 79°59' южной широты. Вполне приличная точность, если учесть, что мы шли в туман. Весь маршрут был размечен флагами на шестах, которые мы ставили через каждые 15 километров. Но так как мы не смогли провести астрономического определения места, было решено, что флагов недостаточно, надо придумать еще какие-нибудь ориентиры. Разбили несколько пустых ящиков на дощечки для всех, но этого было слишком мало. Тут кто-то обратил внимание на лежащую на санях сушеную рыбу, и проблема была решена. Любопытно, кто-нибудь до нас размечал маршрут сушеной рыбой? Вряд ли.
Прибыв на 80° - это было в 11 часов утра, - мы сразу принялись устраивать склад. Вышло солидное сооружение высотой около 3,5 метра. Снеговой покров здесь за-метно отличался от того, что было на нашем пути прежде. Кругом лежал глубокий рых-лый снег; видно, он выпал в тихую погоду. И потом, проходя этот участок, мы почти все-гда заставали такой же рыхлый снег.
Соорудив склад и сфотографировав его, мы уселись на сани и двинулись в обрат-ный путь. Как-то странно было - сидишь, и тебя везут; мы к этому не привыкли. Пре-стрюд тоже устроился на санях. Первым ехал Ханссен, и, так как достаточно было дер-жаться старого следа, мы вполне обходились без направляющего. Вехи были сложены на последних санях. Престрюд следил за одометром и подавал сигнал через каждые полки-лометра, а я втыкал в снег сушеную рыбу. Этот способ отлично себя оправдал. Мало того, что рыба во многих случаях направляла нас по верному пути, она оказалась очень кстати, когда в следующий раз мы возвращались домой с изголодавшимися собаками.
В этот день мы проехали 70 километров и легли спать только в час ночи. Это не помешало нам уже в четыре утра приступить к утренним сборам и выехать дальше в по-ловине восьмого. В половине десятого вечера мы подъехали к Фрамхейму, отмахав за день 100 километров. Мы гнали так не потому, что стремились установить "барьерный рекорд", просто нам хотелось вернуться до ухода "Фрама", еще раз пожать руки нашим товарищам и пожелать им счастливого плавания. Но, перевалив через край барьера, мы увидали, что, как ни старались, приехали слишком поздно. "Фрама" уже не было в бухте. В первую минуту нам стало как-то не по себе, душу сковала непонятная тяжесть. Но здра-вый смысл быстро взял верх, и мы порадовались, что после долгой стоянки у барьера суд-но ушло в плавание невредимым. Оказалось, что "Фрам" покинул бухту в 12 часов дня, как раз в то время, когда мы до предела взвинтили скорость, чтобы застать его.
Этот поход позволил нам достаточно ясно представить себе, что нас ожидает. По-сле него будущее не без основания виделось нам в розовом свете. Три важнейших факто-ра - рельеф, снеговой покров и собаки - были проверены, и результат был такой, что лучшего нельзя и желать. Все в полном порядке. Я всегда высоко ценил собак как упряж-ных животных. Теперь мое преклонение перед этими замечательными работягами пере-шло в восхищение. В самом деле, посмотрим на достижения моей упряжки. 14 февраля собаки сначала прошли 19 километров на юг с грузом в 350 килограммов на сани, по-том - 51 километр на север. Только четыре из них - "три мушкетера" и Лассесен - ра-ботали как следует; Фикс и Снюппесен бессовестно отлынивали. Груз, который они тяну-ли от 80° южной широты, был такой: сани - 75 килограммов, Престрюд - 80 килограм-мов и я - 83 килограмма. Добавим к этому вес спальных мешков, лыж и сушеной ры-бы - 70 килограммов. Итого 300, или от 70 до 80 килограммов на собаку. В последний день - 100 килограммов. За 25 ходовых часов пройдено 170 километров. По-моему, соба-ки на этом примере доказали свою пригодность на барьере.
Кроме этого замечательного результата мы добились и еще кое-чего. Прежде всего встал вопрос о долгих утренних сборах. Во время главного перехода так дело не пойдет. Надо ускорить эту процедуру по меньшей мере на два часа, это очевидно, - но как? Об этом стоит основательно подумать. И еще одна проблема, которую нужно решить, - сани были рассчитаны на самый трудный рельеф. На деле он оказался очень простым, и можно было обойтись легким снаряжением. Сани следовало облегчить по крайней мере наполо-вину, а то и больше. Лыжные башмаки с брезентовым голенищем тоже предстояло совсем переделать. Они слишком малы и жестки, надо сделать их больше и мягче. Обувь играла столь важную роль для всей нашей экспедиции, что лучше уж хорошенько постараться.
Четверка, которая оставалась дома, поработала на совесть. Большая пристройка у западного торца преобразила Фрамхейм почти до неузнаваемости. Ширина тамбура рав-нялась ширине дома - 4 метра; длина второй стены - 3 метра. Два окна делали его уют-ным и светлым; впрочем, этот уют продержался недолго. Кроме того, наши строители вы-рыли вокруг дома проход полутораметровой ширины. Его накрыли, продолжив покатую крышу до самого снега. На восточной торцевой стене прибили на соответствующей высо-те планку, и с нее опустили на снег доски. Этот навес как следует укрепили внизу, так как ему предстояло выдержать немалую нагрузку зимних снегопадов. С тамбуром ход сооб-щался через боковую дверь в северной стене. Мы собирались хранить в нем консервы и свежее мясо. А в восточном конце хода очень удобно было брать снег. Здесь Линдстрём мог добыть сколько угодно чистого снега, не то что вне дома, где носилось 120 собак, ко-торых мало заботило, как мы получаем воду для кофе или чая. В стенке крытого хода Линдстрём мог брать снег, не опасаясь собачьих козней. И еще одно важное преимущест-во: не надо за каждым куском льда выходить на открытый воздух в буран и мороз.
Теперь до наступления сильных холодов надо было прежде всего оборудовать па-латки для собак. Не держать же их попросту под открытым небом. А то как бы нам вскоре не пришлось убедиться, что собачьи клыки острые как нож. К тому же без укрытия будет слишком ветрено и холодно. Во избежание этого мы углубили пол в каждой палатке поч-ти на 2 метра. Работать пришлось преимущественно топорами, так как мы быстро натолк-нулись на лед. Готовая собачья палатка смотрелась очень внушительно, если стоять "на полу" и глядеть вверх. От пола до высшей точки потолка было около 5,5 метра, диаметр внизу - 4,5 метра. Вдоль стен на равном расстоянии друг от друга вбили в фирн [49] 12 кольев, чтобы привязывать собак. Они с первого дня по достоинству оценили свои жили-ща; им там и правда было хорошо. Не помню, чтобы я хоть раз видел иней на шерсти сво-их собак, когда они находились в палатке. Просторно, много света и воздуха, никакого ветра - словом, все блага. Для палаточного шеста мы оставили посередине палатки столб снега в рост человека. На то, чтобы оборудовать все восемь собачьих палаток, у нас ушло два дня.
Еще до ухода "Фрама" мои товарищи подняли на барьер одну промысловую лодку. Мало ли что - вдруг пригодится, так уж пусть лучше будет под рукой. А не понадобит-ся - ничего страшного. Лодку везли на двух санях, запряженных 12 собаками, и сгрузили подальше от края барьера. По высокой мачте издалека было видно, где она лежит.
Без нас остававшаяся четверка нашла еще время и для охоты и запасла уйму мяса. Надо было своевременно позаботиться о палатке для хранения нашего главного запаса тюленины. Если держать его прямо на снегу, его ненадолго хватит. Для защиты от собак мы огородили палатку двухметровой стеной из больших снежных глыб. Собаки сами по-заботились о том, чтобы она за несколько дней обледенела; теперь им никак нельзя было добраться до мяса.
Мы не собирались засиживаться на месте. Надо было продолжать заброску прови-анта на юг. Выход назначили на 22 февраля. До тех пор у нас хватало всякой работы. Сперва забрать с главного склада провиант и подготовить его для перевозки. Начали с ящиков, в которых лежал пеммикан. Вынули банки - по четыре в ящике, - открыли их, извлекли пеммикан и снова уложили в ящики уже без жестяной упаковки. Это давало зна-чительную экономию в весе; кроме того, мы избавлялись от необходимости возиться по-том с банками на морозе. Жестяная упаковка предназначалась для перевозки пеммикана через жаркие широты, я боялся, как бы он не растаял и не вытек из ящиков. На то, чтобы открыть все банки, ушло немало времени, но в конце концов мы управились с этим делом. Работали в тамбуре.
Много времени отняло и наше личное снаряжение. Мы обсудили, как быть с обу-вью. Большинство отдавало предпочтение большим сапогам, при условии их переделки. Кое-кто - совсем немногие - считали, что можно обойтись одной мягкой обувью. В данном случае это не играло такой уж важной роли, ведь все знали, что в заключительный переход так или иначе придется взять с собой большие сапоги, чтобы было в чем прохо-дить ледники. А кто хочет идти в мягкой обуви, привязав сапоги на сани, - пожалуйста. Зачем навязывать людям обувь, которая им не по душе. Только рискуешь нажить непри-ятности, и ответственность большая. Поэтому каждому предоставлялось поступить по своему разумению. Лично я стоял за сапоги с твердой подошвой, лишь бы голенище было помягче и верх попросторнее, чтобы можно было надеть побольше носков. Хорошо, что изготовитель наших сапог не мог заглянуть к нам в Фрамхейм в эти дни, да и потом тоже. Нож без сострадания вонзался в эти шедевры и срезал весь брезент плюс изрядное коли-чество лишней кожи. Я не большой знаток сапожного ремесла, а потому с радостью при-нял предложение Вистинга заняться моими сапогами. Они вернулись от него неузнавае-мыми. Пожалуй, фасон был покрасивее до операции, но ведь форма играет подчиненную роль, была бы обувь удобной, так что в целом сапоги много выиграли от переделки. Тол-стый брезент был заменен тонкой ветронепроницаемой материей. Расклиненный носок позволял надевать гораздо больше пар чулок. Кроме того, мы выиграли в пространстве, удалив один слой в толстой подошве. Наконец-то я получил обувь, отвечающую всем мо-им требованиям. Жесткая подошва, в самый раз для крепления Хёйер-Эллефсена, и мяг-кий верх, так что ногу нигде не жмет. Несмотря на все эти усовершенствования, мои сапо-ги перед главным переходом еще раз подверглись операции. Но уж после этого они дос-тигли совершенства. Сапоги остальных претерпели такую же трансформацию; пробелы в нашем снаряжении заполнялись с каждым днем.
Одежда тоже подверглась кое-какой переделке. Одному подай шапку с ушами, другому они ни к чему. Один прилаживает козырек, другой снимает его [50]. И оба готовы стоять насмерть за свою идею. Речь шла о мелочах, но они отвечали личным вкусам и влияли на настроение и уверенность в себе. Мы увлекались изобретением подтяжек. Я сам придумал один вариант, которым долго гордился. Как я торжествовал, когда один из моих конкурентов на этом поприще - редкий случай! - перенял мой патент. Каждый стре-мился сам что-то придумать, притом возможно оригинальнее. Если вещь хоть немного походит на старые образцы - не годится. А в конечном счете выходило, как у крестьяни-на из притчи: старый способ часто оказывался самым лучшим.
Двадцать первого февраля вечером мы готовы были снова тронуться в путь. Семь саней выглядели довольно внушительно с полным грузом. Ободренные успехом преды-дущего похода, мы на этот раз чересчур нагрузили сани, во всяком случае некоторые из них. Мои явно были перегружены. За что я потом и поплатился - вернее, не я, а мои тру-долюбивые собаки.
Двадцать второго февраля в 8.30 утра наш караван - 8 человек, 7 саней и 42 соба-ки - отправился на юг. Начался самый утомительный этап всей нашей экспедиции. Как обычно, мы стартовали резво. Не подумайте, что Линдстрём, который должен был остать-ся один хозяйничать, стоял и махал нам вслед. Едва тронулись с места последние сани, как он радостно поспешил в дом, испытывая явное облегчение. Но я-то прекрасно знал, что он скоро начнет выбегать из дома и посматривать на подъем - дескать, где они там, еще не возвращаются?
С юга, прямо нам в лоб дул слабый ветер, небо было пасмурное. Свежий рыхлый снег затруднял движение, собаки с трудом тащили груз. Наших следов от первого похода не было видно, но нам удалось отыскать первый флаг, установленный на 18-м километре. Дальше мы ориентировались по сушеной рыбе, она резко выделялась на белом снегу, и мы видели ее издали. В 6 часов вечера, пройдя 29 километров, устроили привал. Наш ла-герь выглядел внушительно - 4 трехместные палатки, в каждой по 2 человека. Пищу ва-рили в двух палатках. Пополудни погода улучшилась, и вечером небо совсем очистилось.
На другой день дорога была еще хуже, и собакам приходилось очень туго. За 8 ча-сов пути мы одолели всего 20 километров. Температура держалась сносная, минус 15°. Мы потеряли наши вехи из сушеной рыбы и последние часы шли только по компасу.
Следующий день (24 февраля) начался скверно - свежий зюйд-вест, сильная ме-тель. Мы ничего не видели и прокладывали курс по компасу. Хотя мороз не превышал минус 18°, мы продрогли от встречного ветра. Весь день шли, не видя ни единой вехи. Около полудня метель прекратилась, а к 15 часам и вовсе прояснилось. Осматриваясь кру-гом в поисках места для палаток, мы обнаружили один из своих флагов. Подошли к нему, оказалось, что это флаг номер 5; все шесты были пронумерованы, и мы точно знали, где стоит какой флаг. Пятый стоял в 72-х километрах от Фрамхейма. Это неплохо согласовы-валось с пройденным нами расстоянием - 71 километр.
На другой день было тихо и ясно, температура начала падать, было минус 25°. Не-смотря на понижение температуры, мороз казался слабее вчерашнего, так как ветер стих. Мы всю дорогу шли по шестам и рыбе и за день покрыли 29 километров - хороший итог, учитывая тяжелый снег.
Потом два дня было ветрено и холодно, туман, почти ничего не видно. Снова бoльшую часть пути мы шли по вехам из шестов и рыбы. Рыба уже пошла в ход, мы скармливали ее собакам, и они жадно ее пожирали. Направляющий выдергивал из снега очередную рыбину и отбрасывал ее в сторону. Один из ездовых подбирал ее и клал на свои сани. Наскочи собаки прямо на рыбу, они живо затеяли бы яростную потасовку. Еще до того, как мы дошли до склада на 80-й параллели, собаки заметно выбились из сил, ве-роятно, из-за мороза (минус 27°) и напряженной работы. По утрам у них плохо слушались ноги, никак не заставишь идти.
Двадцать седьмого февраля в 10.30 мы достигли склада на 80° южной широты. Склад был в том же виде, в каком мы его оставили, никаких сугробов не нанесло, из чего следовало, что здесь все время была тихая погода. В прошлый раз снег был рыхлым, те-перь он затвердел от мороза. Нам повезло с солнцем, и мы точно определили местонахож-дение склада.
Странствуя по этим безбрежным равнинам, лишенным всяких ориентиров, мы ло-мали себе голову над тем, каким способом метить склады, чтобы потом их находить на-верняка. Исход нашей битвы за полюс всецело зависел от этих осенних работ, надо было забросить побольше провианта как можно дальше на юг, да так, чтобы потом непременно его найти. Потеряем провиант, и сражение, скорее всего, будет проиграно. Основательно обсудив этот вопрос, мы решили, что надо попытаться отмечать склады в поперечном на-правлении - с востока на запад, а не вдоль нашего курса - с севера на юг. Вехи, рас-ставленные вдоль, легко потерять в тумане, если они следуют недостаточно часто, и есть опасность отклониться от курса настолько, что рискуешь не найти их снова.
В соответствии с новым решением мы пометили склад на 80-й параллели двадца-тью темными флажками на высоких бамбуковых шестах, по десяти с каждой стороны склада. От флажка до флажка - 900 метров; всего было размечено с каждой стороны склада по 9 километров. Шесты были нумерованы так, что по цифре всегда можно было видеть, в какой стороне склад и как далеко до него. Метод был совсем новый, еще не про-веренный, но он показал себя абсолютно надежным. Естественно, на базе мы как следует выверили компасы и одометр и знали, что можем на них положиться.
Решив эту проблему, мы на следующий день продолжали путь. Температура все понижалась по мере того, как мы удалялись от края барьера. Если и дальше так будет, нас ждут сильные морозы на подходах к полюсу. Рельеф по-прежнему был ровный и плоский. У нас было такое чувство, будто мы все время поднимаемся в гору, но потом выяснилось, что это нам просто казалось. Трещины не попадались, и мы надеялись совсем избежать их. Естественно было ожидать, что участок вдоль самого края барьера будет особенно бо-гат трещинами, но мы его давно прошли, а льда все не видели. Южнее 80-й параллели снеговой покров был лучше, но собаки заметно устали и сбили ноги, и стартовать по ут-рам было целой проблемой.
Здесь собаки калечили себе ноги гораздо меньше, чем на морском льду. В нашем походе главной проблемой для них были попадавшиеся нам участки наста. Он был недос-таточно прочен, собаки проваливались и ранили себе лапы. Кроме того, снег застревал между когтями и смерзался. Куда хуже достается собакам на морском льду весной и ле-том. Острый лед режет лапы, а в ранки попадает соль. Приходится защищать их ноги чуть ли не чулками. Здесь в этом не было нужды. В долгом плавании лапы у собак стали неж-нее и чувствительнее обычного. Во время первого похода никаких повреждений у них не наблюдалось, хотя условия тогда были скорее хуже, чем теперь. Очевидно, ноги натрени-ровались за зиму.
Третьего марта мы достигли 81° южной широты. Температура в этот день понизи-лась до минус 43°, это было не очень-то приятно. Перемена произошла слишком быстро. Это сказывалось и на людях, и на животных. Мы разбили лагерь в 3 часа дня и сразу же забрались в палатки. Следующий день предполагалось использовать на постройку и раз-метку склада. Ночь была самая холодная за этот поход, - когда мы утром встали, градус-ник показывал минус 45°. Если сравнить условия в арктических и антарктических облас-тях, мы увидим, что это очень низкая температура. Ведь начало марта соответствует нача-лу сентября в северном полушарии, когда еще стоит лето [51]. Нас удивил такой холод в летнюю пору, особенно, когда я припоминал умеренную температуру, какую наблюдал Шеклтон во время своего санного перехода на юг. У меня сразу же родилась догадка, что в средней части барьера Росса, очевидно, есть локальный полюс холода [52]. Сопоставле-ние с наблюдениями, сделанными на английской базе в проливе Мак-Мердо, должно от-части прояснить этот вопрос. Для полного ответа необходимо знать еще и обстановку на Земле Короля Эдуарда VII. Наблюдения, которые доктор Моусон [53] сейчас проводит на Земле Адели и на барьере дальше к западу, помогут решить эту проблему.
На 81° южной широты мы оставили в складе 14 ящиков собачьего пеммикана, ито-го 560 килограммов. Шестов для разметки больше не было, и пришлось разбить на доски несколько ящиков. Лучше хоть что-нибудь, чем ничего. Лично я считал, что полуметро-вых досок будет вполне достаточно, судя по тому, сколько осадков здесь выпадало с тех пор, как мы сюда прибыли. Учитывая время года - весна и лето, - осадков было очень мало. Но если в это время года у края барьера осадки незначительны, еще неизвестно, ка-кими они бывают осенью и зимой в глубине материка. Как бы то ни было, лучше хоть что-то, чем совсем ничего. А потому Бьоланду, Хасселю и Стюбберюду, которым предстояло на другой день возвращаться под крылышко Линдстрёма, поручили расставить вехи. Как и предыдущий, этот склад обозначили вехами с востока на запад, на 9 километров в каж-дую сторону. Чтобы знать, в какой стороне склад, если наткнешься на веху в тумане, на всех досках восточного плеча сделали зарубки топором. По правде сказать, небольшие дощечки, быстро теряющиеся вдали на безбрежной равнине, выглядели крайне невзрачно, и я невольно улыбнулся при мысли о том, что ими отмечено место, где хранится ключ от дворца спящей красавицы. Такой мелюзге - и такая честь.
Мы, кому предстояло идти дальше на юг, в тот день предавались праздности. Дневка была особенно нужна собакам. Однако мороз не дал им использовать ее как следу-ет.
На другой день, в 8 утра мы расстались с тройкой, возвращающейся на север. Мне пришлось отослать домой одну из своих собак - Одена; у него появилась сильная потер-тость от гренландской упряжи. В моей упряжке осталось только пять собак, все они были очень тощие и явно изнуренные. Но сдаваться рано, мы должны, во всяком случае, дойти до 82° южной широты. Я-то мечтал добраться до 83°, однако теперь на это не приходи-лось надеяться. Начиная с 81° барьер выглядел несколько иначе. До сих пор рельеф был гладкий, а тут мы в первый же день увидели много бугров, напоминающих стога сена. Сначала мы не придали особого значения этим небольшим, казалось бы, неровностям. Но со временем мы научились держать ухо востро и ступать осторожно, когда проходили по-близости от них. А в этот день нас ничто не насторожило. Снеговой покров отличный, температура сносная - минус 23°, - и дневной переход получился вполне приличный. Но уже на следующий день мы получили представление, что означают эти бугры: пошла трещина за трещиной. Не очень широкие, но, насколько мы могли судить, бездонные. В полночь [54] три ведущих собаки в упряжке Ханссена - Хельге, Милиус и Ринг - про-валились в трещину и повисли на постромках. Хорошо, что ремни выдержали; гибель трех собак была бы для нас очень чувствительной потерей. Как только следующие собаки уви-дели, что три передовых исчезли, они сейчас же остановились. К счастью, собаки здорово боялись трещин и всегда останавливались, заподозрив неладное. Стало ясно, что похожие на стог бугры образованы сжатием и всегда сопровождаются трещинами.
В этот день преобладала пасмурная погода с плохой видимостью. Временами дул северный ветер, была метель. В перерыве между двумя снежными зарядами мы увидели на востоке три-четыре очень высоких тороса. До них было километров 10. На другой день, 7 марта, мы наблюдали скачок вроде тех, которые несколько раз отмечал Шеклтон. С ут-ра - ясная, тихая погода, температура минус 40°. Ближе к полудню подул зюйд-ост, и во второй половине дня был уже крепкий ветер. Температура воздуха быстро повышалась, и когда мы в 3 часа дня разбили лагерь, было всего минус 18°. Снимаясь со стоянки утром, мы оставили ящик с собачьим пеммиканом на обратный путь и размечали маршрут на юг досками, которые ставили через каждый километр. За день прошли всего 20 километров. Собаки - в особенности мои - страшно исхудали, и вид у них был жалкий. Стало ясно, что они дотянут от силы до 82° южной широты. И то обратный путь одолеть будет не про-сто. Поэтому мы вечером решили, что довольствуемся 82-й параллелью, затем поворачи-ваем назад.
На последнем этапе мы ставили наши две палатки лицом к лицу, вход к входу. Это было очень удобно, так как позволяло передавать еду из палатки в палатку, не выходя на-ружу. В итоге произошло коренное изменение в нашем походном снаряжении, и родилась идея лучшей пятиместной палатки, какая когда-либо видела свет в полярных областях. В тот вечер мы лежали и дремали в спальных мешках, думая о том о сем, и вдруг нас осени-ло: если сшить палатки вместе так, как они стоят, отпоров передние стенки, получится од-на, гораздо бoльшая палатка, и в ней пятерым будет куда просторнее, чем в двух трехме-стных. Идея была воплощена в жизнь; так появилась во всех отношениях идеальная па-латка, которой мы пользовались во время перехода к полюсу. Ах, эти случайности! Да только стоит ли беспокоить провидение по таким мелочам...
Восьмого марта мы достигли 82° южной широты; на большее мои собаки были не-способны. Да и это было уже чересчур, как мы увидим потом. Они совсем измотались, бедняги. Единственное, что омрачает мои воспоминания о нашем пребывании в Антарк-тике, - мысль, что я загнал своих чудесных животных, потребовал от них больше того, на что они были способны. Одно лишь утешение - я и себя не жалел. Стронуть с места 450 килограммов при обессилевшей упряжке - не детская забава. И не всегда было дос-таточно только стронуть их с места. Порой приходилось толкать, заставляя собак идти. Кнута они давно перестали бояться. Попробуешь пустить его в ход - они лишь сожмутся в комок, пряча голову; по телу попадет - ничего. Бывало, так и не удается заставить их идти, приходилось просить помощи у товарищей. Двое толкают сани, третий нахлестыва-ет собак кнутом, подбадривая их всякими словами.
До чего жестоким и бесчувственным бывает человек в таких случаях. Как меняется его характер. Я по природе своей очень люблю животных и стараюсь им не вредить. По-этому я отнюдь не страстный охотник. Мне в голову не придет убить животное, - ис-ключая крыс и мух, - кроме как для поддержания жизни. Пожалуй, я вправе сказать, что в нормальных условиях я любил своих собак, и это чувство, наверно, было взаимным. Но сейчас условия нельзя было назвать нормальными. Или это я сам был ненормален? Позже мне не раз приходила в голову мысль, что так оно и было на самом деле. Ежедневная тя-желая работа, плюс цель, которой я хотел достичь во что бы то ни стало, сделали меня безжалостным. Иначе не назовешь человека, заставляющего пять ходячих скелетов тянуть перегруженные сани. До сих пор не могу забыть, как Тур, превосходный, большой глад-кошерстный пес жалобно выл на ходу, чего обычно не услышишь от собаки на работе. Я никак не мог понять причины, а может быть, не хотел понимать. И гнал его вперед, пока он не пал. Когда мы потом разрезали его тушу, грудь собаки представляла собой сплош-ной нарыв.
Полуденная высота солнца дала координаты 81°54'30", поэтому мы прошли остав-шиеся 10 километров к югу и в 15.30 разбили лагерь на 82° южной широты. В последнее время нам все казалось, что барьер повышается в сторону полюса, и теперь, по общему мнению, мы находились на высоте около 500 метров. Лично я был убежден, что путь к югу все время идет в гору. Но это было одно лишь воображение, как показали потом из-мерения.
Итак, мы достигли предельной в эту осень широты и имели все основания быть до-вольными. На 82-й параллели мы оставили 620 килограммов провианта, главным образом собачьего пеммикана. До конца дня мы больше ничего не делали, только отдыхали. Было ясно, тихо и холодно - минус 25°. С утра мы прошли 22 километра.
Следующий день мы оставались на том же месте, сооружали склад и метили его - метили так же, как на 81-й параллели, с той лишь разницей, что здесь мы снабдили доски лоскутами темно-синей материи, чтобы их было виднее. Мы постарались покрепче свя-зать вместе ящики, чтобы быть уверенными, что зимние бури не разорят склад. И я оста-вил здесь свои сани, понимая, что моя упряжка их уже не дотянет. К тому же лишние сани здесь могли нам потом пригодиться.
Склад, высотой в 3,5 метра, обозначили флажком на длинном бамбуковом шесте, чтобы издали было видно.
Десятого марта мы отправились в обратный путь. Своих пятерых собак я поделил между Вистингом и Ханссеном. Правда, им от этих мешков с костями было мало проку, одна морока. Остальные три упряжки еще держались. Собаки Ханссена выглядели почти нормально; упряжка Вистинга считалась у нас самой сильной, но его собаки заметно ис-худали. Тем не менее, они еще тянули. Сани Вистинга были тоже перегружены. Они были еще тяжелее моих. Собаки Юхансена, которых мы считали самыми слабыми, оказались довольно выносливыми. Рысаками их нельзя было назвать, однако не было случая, чтобы они отстали. Видно, их лозунгом было: "сегодня не поспеем - завтра доберемся". Эта упряжка вернулась на базу в полном составе.
Мы рассчитывали, что обратный путь будет легким - сел и поехал. Но из этого ничего не вышло. Хочешь - не хочешь, а топай сам. Собаки только-только справлялись с пустыми санями.
Пройдя за день 48 километров, мы оказались там, где оставляли ящик с пеммика-ном, и разбили лагерь. Погода мерзкая, холодная - минус 32°. Она совсем доконала моих собак. Вместо того, чтобы отдохнуть, они всю ночь продрожали. Сердце кровью облива-лось, как посмотришь на них. Утром пришлось силком ставить их на ноги, сами они не могли подняться. Потом немножко размялись, согрелись и как будто ожили. Во всяком случае, они кое-как поспевали за другими.
На следующий день мы сделали 40 километров. Температура была минус 36°. 12-го миновали склад на 81° южной широты. Было хорошо видно большие торосы на востоке, и мы определили их пеленг; он мог потом пригодиться для отыскания склада. В этот день мы прошли 40 километров. Температура - минус 39,5°.
Тринадцатого марта с утра было тихо и ясно, но около 10.30 подул крепкий ост-зюйд-ост, начался буран. До сих пор мы шли по своему следу, и теперь, чтобы не потерять его, решили разбить лагерь и переждать непогоду. Ветер завывал и трепал палатки, но по-валить их не мог. На следующий день ветер не унимался, и мы решили переждать еще. Температура, как обычно при ветре такого направления, была минус 24°.
Только днем 15 марта, в половине первого, ветер настолько стих, что можно было трогаться в путь. Выйдя из палатки, мы ахнули. Что делать, с чего начать, чтобы разо-браться в этом хаосе? Сани совсем занесены снегом. Кнуты, лыжные крепления и упряжь почти целиком съедены. Да, картина. К счастью, у нас хватало веревок, и мы починили упряжь. Для креплений нашлись запасные ремни. С кнутами дело обстояло хуже. Ханссе-ну, ехавшему впереди, был просто необходим сколько-нибудь сносный кнут. Остальные могли на худой конец обойтись и так. В конце концов он все-таки что-то смастерил себе. Один из моих товарищей вооружился палаточным шестом и обходился им до самого Фрамхейма. Поначалу собаки дико боялись этого странного кнута, но вскоре сообразили, что дотянуться до них шестом трудновато, и перестали обращать на него внимание.
Наконец все как будто налажено. Осталось поднять собак и запрячь их. Многие из них настолько обессилели, что их совсем занесло снегом. Мы отыскали всех и одну за другой подняли на ноги. Один Том наотрез отказался вставать. Поднять его оказалось не-возможно, он только лежал и скулил. Пришлось прикончить его. У нас не было с собой огнестрельного оружия, поэтому Тома прикончили топором. Это было нетрудно. Вистинг положил тушу на свои сани, чтобы довезти до следующей стоянки и там разрубить на куски.
День был пасмурный и холодный. Туман, метель, южный ветер, минус 26°. Но нам посчастливилось сразу найти свои следы, и мы держались их. Косматый - лучший пес Вистинга - упал замертво на ходу. Он тоже был из тех собак, которые работают вовсю, ни на минуту не позволяя себе отлынивать. Тянул и тянул, пока смерть его не скосила. Нам было не до сентиментальности. Никто не подумал о том, чтобы воздать Косматому заслуженные почести. Оставшиеся от него кожа и кости были разрублены и поделены ме-жду его товарищами.
Шестнадцатого марта мы прошли 28 километров. Температура - минус 34°. Енса, одного из моих великолепных "трех мушкетеров", пришлось весь день везти на санях Ви-стнига. У него не было сил идти дальше. Собирались вечером скормить Тура его товари-щам, но подумали о его нарыве и воздержались. Положили пса в свободный ящик и зако-пали в снег. А ночью нас разбудил дикий шум. Собаки затеяли яростную драку, и по их вою можно было легко понять, что дерутся они из-за еды. Вистинг, который всегда рань-ше других выбирался из спального мешка, живо очутился на поле битвы. Оказалось, что собаки откопали Тура и устроили пир. Их никак нельзя было обвинить в привередливости. Вистинг снова закопал дохлого пса, можно было спокойно спать дальше.
Семнадцатого выдался трескучий мороз, минус 41°, дул леденящий зюйд-ост. В это утро остался на стоянке Лассесен из моей упряжки, который трусил следом за санями. Мы хватились его только днем. В тот же день пал Расмус, один из "трех мушкетеров". Как и Косматый, он тянул, пока не свалился. Енс совсем обессилел и не мог есть; Вистинг про-должал везти его на своих санях. Вечером мы дошли до склада на 80° южной широты и выдали собакам двойные порции. За день было пройдено 35 километров. За время нашего отсутствия местность заметно изменились. Куда ни погляди, всюду высокие сугробы. На одном из ящиков склада Бьоланд написал нам несколько приветственных слов. Нашли мы и знак, о котором уславливались с Хасселем, - поверх ящиков лежала глыба снега; зна-чит, наши товарищи прошли здесь и все в порядке.
Мороз не унимался. На следующий день - минус 41°. Нам пришлось прикончить последних из "трех мушкетеров" - Улу и Енса, чтобы не продлевать их мучений. Больше мы с ними не встретимся на этих страницах. Три неразлучных друга, все трое почти со-всем черные. На островке под Кристианией, где мы несколько недель держали наших со-бак, прежде чем забрали их на судно, Расмус сбежал, и нам никак не удавалось его пой-мать. А когда за ним не гонялись, он приходил сам и ложился около своих двух друзей. Его изловили лишь за несколько дней до погрузки собак на судно. Он успел совсем оди-чать. Всю тройку привязали на мостике, где разместилась моя будущая упряжка, с той по-ры и началось наше знакомство. Первый месяц они не очень-то подпускали к себе. Воо-ружившись длинной палкой, я почесывал им спину, чем мало-помалу и расположил их к себе, так что мы стали хорошими друзьями. На "Фраме" эти три разбойника были грозой всех собак, где ни появятся, непременно затеют потасовку. Они обожали драться. И они же были самыми резвыми из наших собак. Когда мы устраивали гонки на порожних санях около Фрамхейма, эта троица всех обгоняла. С ними в упряжке я всегда мог быть уверен в победе.
На брошенного нами в это утро Лассесена я совсем уже махнул рукой. Не без со-жаления, ведь это был самый сильный и работящий из моих псов. И как же я обрадовался, когда он вдруг снова объявился, вполне бодрый и крепкий. Мы решили, что он все-таки откопал Тура и сожрал его. Что еще, кроме еды, могло его оживить! От 80° южной широ-ты и до самого Фрамхейма он отлично работал в упряжке Вистинга.
В этот день произошел примечательный случай, который явился для нас полезным уроком на будущее. Компас на санях Ханссена, считавшийся у нас образцом точности, вдруг закапризничал. Во всяком случае, его показания не совпадали с солнечным пелен-гом, который нам, к счастью, удалось взять в этот день. Мы изменили курс с учетом пе-ленга. А вечером, перенося вещи в палатку, обнаружили, что рядом с компасом лежал мешочек, в котором мы держали ножницы, гвозди, иголки и тому подобное. Не удиви-тельно, что компас взбунтовался.
Девятнадцатого марта - юго-восточный ветер, температура минус 43°. "Довольно свежо", - записано в моем дневнике. Утром, вскоре после старта, Ханссен обнаружил наш старый след. Замечательное зрение у этого человека. Он всегда видел все раньше других. У Бьоланда тоже было острое зрение, но с Ханссеном не сравнить. До дома оста-валось не так много, и мы уже предвкушали финиш. Однако на другой день сильный юго-восточный ветер заставил нас остановиться. Температура была минус 34°.
Как всегда при зюйд-осте, на следующий день температура воздуха поднялась. Ут-ром 21 марта было минус 9°. Перемена заметная и не неприятная! Мы уже были сыты по горло 40-градусными морозами. Странная погода выдалась в ту ночь. То сильные шквалы с востока-юго-востока, то полный штиль. Как будто ветер налетал с какого-то нагорья. Продолжая движение на север, днем мы прошли флаг номер 6; это означало, что до Фрам-хейма осталось 85 километров. Вечером разбили лагерь в 60 километрах от базы. Учиты-вая усталость собак, мы рассчитывали пройти этот путь за два дня. Но вышло иначе. Ут-ром мы потеряли свой старый след, прошли слишком далеко к востоку и набрали высоту у ранее упоминавшейся возвышенности. Вдруг Ханссен крикнул, что видит впереди что-то непонятное, что именно, не разобрать. Оставалось обратиться за советом к тому, кто ви-дел еще лучше, чем Ханссен, то есть к моему биноклю. Итак, достаю старый бинокль, ве-рой и правдой служивший мне много лет. В самом деле, что-то странное. Там, внизу, явно Китовая бухта, но что это за черные пятна движутся вверх-вниз?
- Ребята на тюленя охотятся, - предположил кто-то.
Все согласились. Ну конечно, отчетливо видно, ошибиться нельзя.
- Вон сани видно... еще одни!.. Еще...
Мы чуть не прослезились, видя такое рвение.
- А теперь пропали! Нет, опять видно. Непонятно - то покажутся, то пропадут!
В конце концов мы разобрали, что это Фрамхейм со всеми его палатками маячит во мгле. Ребята, скорее всего, сейчас спали после обеда. Слезы умиления на наших глазах сразу высохли. Можно было спокойно и трезво оценить ситуацию. Так, вон Фрамхейм, вон там мыс Мэнхью, а вот это Западный мыс. Значит, мы забрались слишком далеко на восток.
- Даешь Фрамхейм в половине восьмого вечера! - послышался чей-то призыв.
- Превосходная мысль! - отозвался другой, и мы рванули с места, курсом на се-редину бухты.
Очевидно, мы поднялись довольно высоко, потому что вниз понеслись со свистом. Направляющий не выдержал такой скорости и на ходу вскочил на чьи-то сани. Ханссен возился со своим кнутом, когда начался спуск, и я успел только увидеть, как мелькнули в воздухе его подметки. Лежа на его санях, я корчился от смеха, уж очень потешно все вы-шло. Наконец, он поднялся и успел плюхнуться на последние сани, когда они проноси-лись мимо него. Под горой мы все свалились в кучу, люди, собаки и сани вперемешку.
Заключительный этап дался нам не так легко. Мы снова нашли потерянный утром след. Торчащие из снега рыбьи головы вели нас к цели. В 7 часов вечера - на полчаса раньше намеченного - мы добрались до Фрамхейма. 60 километров за день - не так уж плохо для измотанных собак. Из моей упряжки уцелел один Лассесен. Оден, которого я отослал домой с 81° южной широты, издох по возвращении. Всего в этом походе мы по-теряли восемь собак. Столько же погибло у Стюбберюда сразу после того, как он вернул-ся с 81-й параллели. Вероятно, мороз - главный виновник. Уверен, что, не будь так хо-лодно, все собаки остались бы живы.
Трое наших товарищей, которые пошли обратно с 81° южной широты, благополуч-но добрались домой. Правда, в последний день у них кончились спички и продукты, но на худой конец у них оставались собаки. После возвращения они успели застрелить, перевез-ти, разделать и заложить на хранение полсотни тюленей - отлично поработано.
Линдстрём в наше отсутствие трудился без устали, навел кругом идеальный поря-док. В крытом ходе вокруг дома он вырезал в снегу полки и поместил туда запас тюлени-ны. На одних этих полках было достаточно бифштексов для всех нас на то время, что мы собирались пробыть здесь. На полках, прибитых к наружным стенам дома (они же образо-вали вторую стенку хода), он сложил различные консервы. Тут царил такой порядок, что можно было отыскать нужный вам предмет с завязанными глазами. Вот лежит солонина, сало, вот рыбные котлеты. Вон поблескивает банка с карамельным пудингом - значит, и другие банки где-нибудь поблизости. Так и есть, вот они выстроились в ряд, словно сол-даты.
Эх, Линдстрём, долго ли продержится этот порядок? Разумеется, этот вопрос я за-давал только мысленно. Перелистываю свой дневник. В четверг, 27 июля, записано: "В продовольственном коридоре теперь полный хаос. Как не вспомнить те дни, когда можно было без фонаря и без лампы найти все что угодно! Протяни руку за пудингом, и непре-менно в руке оказывался пудинг. И так в любом уголке хозяйства Линдстрёма. А те-перь - боже мой! Совестно рассказать, что случилось со мной вчера. Я отправился туда, не подозревая, что там теперь творится; фонаря, понятно, не взял. Зачем фонарь, когда все стоит на своем месте? Протянул руку, схватил что-то. По моим расчетам, это должны бы-ли быть свечи. Какое там. Моя рука держала все что угодно, только не свечи. Что-то шер-стяное. Я отложил таинственный предмет в сторону и прибег к старому, испытанному средству - зажег спичку. Знаете, что это было? Грязные кальсоны! А хотите знать, где я их нашел? Между маслом и конфетами. Славный винегрет. Но Линдстрём тут ни при чем. Ребята с утра до вечера носились взад и вперед по этому ходу, по большей части в темно-те. И если им случалось при этом что-нибудь уронить, сомневаюсь, чтобы они останавли-вались и клали упавший предмет на место".
Линдстрём побелил потолок в комнате. И до чего же уютной она нам показалась, когда вечером явились домой. Этот хитрец издали заметил нас на барьере. И теперь стол ломился от всяких вкусных вещей. Нас-то больше всего манил запах бифштекса и кофе, и уж мы навалились в тот вечер и на то, и на другое. Дома! Славно звучит это слово, где бы ваш дом ни находился, - в море, на земле или же на барьере. Это был не вечер, а сплош-ное блаженство.
Первым делом мы занялись сушкой меховой одежды. Она изрядно намокла, и с ней пришлось повозиться. Каждую вещь надо было растягивать на веревках под потолком; понятно, сразу всего не развесишь.
Собираясь устроить еще один склад, мы начали готовиться к последнему до зимы походу с учетом приобретенного опыта. Мы хотели забросить на 80-ю параллель 1200 ки-лограммов свежей тюленины. Ведь это будет очень важно для главного перехода, если мы сможем накормить собак до отвала свежим мясом на 80° южной широты. Все это понима-ли и спешили управиться с задачей. Снова занялись снаряжением. Последний поход под-сказал нам немало нового. Так, Престрюд и Юхансен пришли к выводу, что один двойной спальный мешок лучше двух одинарных. Не стану вдаваться в подробности дискуссии, которая, естественно, возникла по этому поводу. У двойного мешка свои преимущества, у одинарного свои. Так сказать, дело вкуса. Впрочем, только эти двое и поменяли одинар-ные на двойной. Ханссен и Вистинг занялись конструкцией новой палатки и довольно бы-стро с этим управились. Палатки стараются делать возможно более похожими на иглу - снежную хижину. Они не совсем круглые, скорее чуть продолговатые, без плоских гра-ней, ветру, так сказать, не за что ухватиться. Подправили мы и личное снаряжение.
Китовая бухта - внутренняя ее часть, от Мэнхью до Западного мыса - теперь за-мерзла, но дальше темнел океанский простор. Наш дом совсем занесло снегом. Главная заслуга в этом принадлежала Линдстрёму и его лопате; пурга ему тут мало помогала. Под снегом дом теплее и уютнее.
Наши собаки, все 107, стали похожи на откормленных свиней. Даже те, что отоща-ли в последнем походе, начали приходить в норму. Просто удивительно, как быстро отъе-даются эти животные.
Чрезвычайно интересно было наблюдать, как восприняли найти собаки возвраще-ние домой. Когда мы въехали в лагерь, они не проявили никаких признаков удивления, как будто и не покидали его. Правда, они пожаднее обычного бросались на еду, а в ос-тальном вели себя, как всегда. Забавно было наблюдать встречу Лассесена с Фиксом. Они ведь были неразлучные друзья. Первый исполнял роль вожака, второй слепо ему повино-вался. Я не брал Фикса в наш последний поход, мне показалось, что он не совсем в форме. И этот обжора успел основательно отъесться. Я смотрел на них: что теперь будет? Может быть, Фикс воспользуется случаем взять верх над другом? Собак было много, и они не сразу наткнулись один на другого. Это была трогательная сцена. Фикс бросился к Лассе-сену, начал его облизывать и всячески выражать свою радость и преданность. Что до Лас-сесена, то он явно важничал, как и подобает вожаку. Не долго думая, опрокинул своего дородного приятеля на снег и встал над ним, как бы напоминая, что продолжает оставать-ся неоспоримым и абсолютным властелином. Бедный Фиксушка выглядел таким обеску-раженным, когда поднялся на ноги. Впрочем, это длилось недолго, он живо отыгрался на другой собаке, в победе над которой был уверен.
Чтобы дать вам представление о том, как протекала наша жизнь в эти дни, проци-тирую описание одного из них по дневнику: "25 марта, суббота. Отличная, мягкая погода, целый день минус 14°. Слабый юго-восточный ветер. Наши зверобои, ребята, которые вернулись с 81° южной широты, добыли сегодня в первой половине дня трех тюленей. Итого со дня их возвращения, 11 марта, ими добыто 63 тюленя. Теперь у нас вполне дос-таточно свежего мяса и для себя и для всех собак. С каждым днем нам все больше и больше нравится тюлений бифштекс. Мы готовы есть его три раза в день, но на всякий случай несколько разнообразим меню. К завтраку, в восемь утра, подаются оладьи с ва-реньем - блюдо, которое Линдстрёму отлично удается. Они нисколько не уступают оладьям, которые подаются в лучших американских домах. Кроме того, получаем масло, хлеб, сыр и кофе. На обед по большей части - тюленина (правда, зимой мы все чаще об-ращались и к консервам) и десерт: калифорнийские консервированные фрукты, сладкий пирог, консервированный пудинг. На ужин - тюлений бифштекс с брусничным вареньем [55], сыр, масло, хлеб и кофе. В субботние вечера еще грог и сигара.
Должен откровенно сказать, что мне никогда еще не жилось так хорошо. Осталь-ные тоже довольны, у меня твердое впечатление, что мы добьемся успеха.
Выйдешь вечером из дома, смотришь на льющийся из окна занесенного снегом жилья мирный теплый свет, и как-то странно думать о том, что наш уютный дом стоит на грозном, устрашающем барьере.
Возле дома резвятся наши щенки, круглые, как рождественские поросята. Ночью они ложатся клубочками у дверей, не ищут крова. Уж они-то вырастут закаленными. Есть среди них такие толстяки, что на ходу переваливаются с боку на бок, как гуси".
Вечером 28 марта мы в первый раз наблюдали полярное сияние. С юго-запада на северо-восток через зенит протянулись лучи и ленты бледно-зеленого и красного цвета.
А сколько здесь великолепных солнечных закатов. Какие изумительные краски. И весь ландшафт подчеркивает их прелесть. Волшебная бело-синяя страна.
Старт последней экспедиции для устройства склада был назначен на 31 марта. За несколько дней до нашего выхода охотники отправились на лед и застрелили нам в дорогу шесть увесистых тюленей. Чтобы груз был полегче, их выпотрошили и срезали с них лас-ты, после чего вес шести туш составил примерно 1100 килограммов. В назначенный день в 10 утра вышел в путь отряд в составе семи человек на шести нартах, с 36 собаками. Я не принимал участия в этом походе. Погода на старте выдалась чудесная - полное безвет-рие, ослепительно ясное небо.
Выйдя в 7 утра из хижины, я увидел такую прекрасную картину, что не забуду ее до конца жизни. Участок вокруг базы лежал в глубокой тени, которую отбрасывала гряда на востоке, но дальше к северу тень кончалась и барьер купался в золотисто-розовых лу-чах утреннего солнца. Вдали переливались багрянцем и золотом могучие зубчатые торо-сы, ограничивающие барьер с севера. Все дышало несказанным миром и покоем. А над Фрамхеймом курился в воздухе дымок, оповещая о том, что тысячелетние чары уже раз-веяны.
И вот тяжело нагруженный караван двинулся на юг. Я смотрел, как он медленно переваливает через гребень у "Стартовой линии". После напряженной работы и гонки, когда мы готовили эту экспедицию, для нас двоих, оставшихся дома, наступила более спокойная пора. Это вовсе не означает, что мы сидели сложа руки. Нет, мы не теряли вре-мя даром. Прежде всего нужно было наладить работу метеостанции. С 1 апреля все инст-рументы уже были в строю. На кухне у нас висели два ртутных барометра, четыре ане-роида, термограф [56] и термометр. Для них отвели укромный уголок подальше от плиты. Инструменты для наружного наблюдения еще не были никак укрыты, но помощник на-чальника живо принялся за дело и проявил такую оперативность, что к возвращению от-ряда с юга на снегу уже стояла, сверкая белой краской, превосходная метеобудка. Наш искусный механик Сюндбек смастерил великолепный флюгер, не флюгер - шедевр, ни-какая фабрика не сделала бы лучше. В метеобудке мы установили термограф, гигрометр и термометры.
Наблюдения производились в 8 утра, в 2 часа дня и в 8 вечера. Когда я находился на базе, этим делом занимался я, а без меня - Линдстрём.
В ночь на 11 апреля на кухне что-то обрушилось; по словам Линдстрёма - верный знак того, что сегодня надо ждать возвращения наших. А в полдень мы и впрямь увидели их у "Стартовой линии". Они лихо спускались вниз в облаке снежной пыли. Через час путники уже подъехали к дому. У них было о чем порассказать. Прежде всего, они доло-жили, что груз благополучно доставлен на 80° южной широты. Затем поразили меня со-общением, что в 75 километрах от станции наткнулись на район сплошных трещин, где и потеряли двух собак. Странное дело. Ведь мы четыре раза проходили по этому месту и ничего похожего не видели. И вот теперь, когда мы было решили, что на снег можно по-ложиться, как на каменную гору, он грозит нам все сорвать. Оказалось, что при плохой видимости ребята зашли слишком далеко на запад. Вместо того, чтобы следовать по скло-ну, как это мы делали до сих пор, они спустились в долину и попали в такой переплет, что дело чуть не кончилось катастрофой. Рельеф там очень похож на тот, который мы наблю-дали южнее 81° южной широты, с множеством невысоких бугорков. И что самое опасное, снег выглядел вполне надежным. А когда они вступили на этот участок, снеговой покров за ними стал проваливаться, и открылись бездонные трещины, вполне способные погло-тить и людей, и собак, и сани.
Они взяли курс на восток и еле выбрались из этого ада,. Теперь мы были преду-преждены и решили, что уж постараемся не забраться туда снова. Тем не менее, нам при-шлось-таки еще раз иметь дело с этой "чертовой дырой", как мы ее прозвали.
Отряд потерял еще одну собаку. Она поранила ногу и не могла работать в упряжке. Ее отпрягли в нескольких километрах от склада в расчете на то, что она пойдет за карава-ном сзади. Но собака рассуждала явно иначе. Больше они ее не видели. Высказывалось предположение, что она могла вернуться к складу и теперь живет там припеваючи среди привезенных туда с таким трудом тюленьих туш. Должен признаться, что такая мысль не особенно мне понравилась. Этак большей части мяса уже не будет, когда оно нам понадо-бится... Потом мы убедились, что беспокоились напрасно. Этот пес - его звали Кук - пропал без вести. (У нас, разумеется, был и Пири [57].)
Усовершенствования, которые мы внесли в снаряжение, полностью себя оправда-ли. Ребята превозносили до небес новую палатку. Престрюд и Юхансен были в восторге от двойного спального мешка [58]. По-моему, остальные были не менее довольны своими одинарными мешками.
Итак, столь важная осенняя работа завершена. Заложен прочный фундамент. Оста-лось сделать последнее дружное усилие.
Позвольте вкратце подытожить, что было выполнено нами с 14 января по 11 апре-ля.
Построена и оборудована база на девять человек, способная прослужить не один год.
Заготовлено на полгода свежее мясо для девяти человек и 115 собак. Вес убитых тюленей достигал примерно 60 тонн.
И наконец, заброшено 3 тонны провианта на склады на 80°, 81° и 82° южной широ-ты. На 80-й параллели: тюленье мясо, собачий пеммикан, галеты, масло, сухое молоко, шоколад, спички и керосин, а также разное снаряжение. Общий вес заброшенных сюда грузов - 1900 килограммов. На 81-й параллели оставлено полтонны собачьего пеммика-на. На 82-й - пеммикан для людей, собачий пеммикан, галеты, сухое молоко, шоколад, керосин и разное снаряжение. Общий вес - 620 килограммов.



Важно знать о Норвегии


 

Библиотека и Норвежский Информационный Центр
Норвежский журнал Соотечественник
Общество Эдварда Грига


Глава III. На барьере Назад Вверх 
Проект: разработан InWind Ltd.
Написать письмо
Разместить ссылку на сайт Norge.ru