рекомендуем посетить:
|
|
Глава IV. Зима (часть 3)
После Иванова дня время потекло еще быстрее, чем прежде. Самая темная пора уже миновала, с каждым днем солнце подходило все ближе к горизонту. Темным утром пришел Хассель и сообщил, что у Эльсы родилось восемь щенят. Шесть из них были сучки, это решило их судьбу. Они были убиты и скормлены родителям. Те вполне оценили угощение, проглотили его, почти не разжевывая. И явно вошли во вкус, потому что на другое утро исчезли и остальные два щенка.
Нас удивляла погода. Все данные об антарктических областях, какими мы располагали, говорили о том, что там всегда неспокойно. На "Бельжике" [65] в дрейфующих льдах к западу от Земли Грейама [66] нам не давал покоя ветер. То же самое, шторм за штормом, испытал Норденшельд [67] восточнее этого полуострова. Английские экспеди-ции, которые работали в проливе Мак-Мердо, говорят о господствующих сильных ветрах. Мало того, теперь мы знаем, что в то время, как у нас на барьере стояла превосходная по-года - штиль или слабый ветер, - Скотту на его базе примерно в 650 километрах запад-нее нас мешали в работе частые ветры.
Я ожидал, что температура воздуха будет высокая, так как небо над океаном всю зиму было темным. Каждый раз, когда позволяло состояние атмосферы, мы отчетливо ви-дели темное, тяжелое "водяное" небо; эта картина не оставляла сомнения в том, что об-ширные участки моря Росса круглый год не замерзают. На самом же деле были очень сильные морозы, и средняя температура, отмеченная нами за год, насколько известно, са-мая низкая, какая когда-либо наблюдалась. 13 августа 1911 года мы зарегистрировали ми-нус 59°. Пять месяцев в году градусник отмечал мороз ниже 50°. Стоило подуть ветру, как температура поднималась, только при зюйд-весте она обычно понижалась [68].
Мы часто наблюдали полярное сияние, но лишь изредка очень яркое. Оно было всевозможной формы, но, пожалуй, преобладали ленты, преимущественно, разноцветные, красные и зеленые. Мое предположение о монолитности барьера, о том, что его подстила-ет земля, вроде бы целиком подтвердилось нашими годичными наблюдениями. Зимой и весной паковый лед напирал на барьер, образуя торосы высотой до 12 метров. Это проис-ходило в каких-нибудь двух километрах от нашего дома, а мы ничего не замечали. Мне кажется, если бы барьер был плавучим, столь мощные толчки не только ощущались бы у нас - они заставили бы дом содрогаться. Собирая дом, Стюбберюд и Бьоланд слышали вдали мощный гул, но ничего не чувствовали. Сколько мы находились здесь, ни разу ни-чего не слышали и не ощущали никаких колебаний. Еще одним надежным свидетельством служил большой теодолит, с которым работал Престрюд. Достаточно было самого малого пустяка, чтобы сбить его уровень, даже незначительного колебания температуры. Такой точный и чувствительный инструмент сейчас же сообщил бы нам, если бы основание пла-вало. В тот день, когда мы впервые вошли в бухту, откололся небольшой кусок западного мыса. Весной под напором дрейфующего льда обломился уголок одного из многочислен-ных мысов на внешней стороне барьера. Если исключить эти два случая, мы покинули барьер таким, каким застали его, совсем неизменившимся. О близости земли говорит и то, что, когда мы шли на "Фраме" вдоль барьера на юг, промеры указывали на быстрое уменьшение глубины. И наконец, лучшим доказательством должен служить рельеф барь-ера. Он не достигал бы высоты трехсот с лишним метров на 50-м километре к югу от Фрамхейма, если бы не покоился на материке.
Подготовка снаряжения для санного перехода шла теперь с лихорадочной быстро-той. Мы давно уже поняли, что надо трудиться вовсю и использовать все рабочее время, если мы хотим подготовить основное снаряжение к середине августа. Личным снаряжени-ем можно заниматься в свободное время. В первой половине августа дело стало прибли-жаться к завершению. Бьоланд закончил изготовление четырех новых саней. За зиму он создал настоящий шедевр. Сани вышли удивительно легкие, но крепкие. Длина первона-чальная - около трех с половиной метров. Полозья не окованные. Мы собирались взять с собой старые сани фрамовского типа с прочными стальными полозьями на тот случай, ес-ли этого потребует поверхность снега и рельеф. Новые сани весили в среднем 24 кило-грамма. Таким образом, мы сэкономили по 50 килограммов на каждых санях. От Бьоланда готовые части переносили в интендантство. Здесь Ханссен и Вистинг связывали их вме-сте, причем связывали на диво прочно. Вообще, есть только одно средство добиться, что-бы работа была выполнена по-настоящему добросовестно: поручить ее тем, кто будет пользоваться ее плодами. Они знают, какая задача поставлена, и работают не только за-тем, чтобы достичь цели, но и чтобы вернуться. Каждый конец для вязки внимательно ос-матривают и проверяют, прежде чем пустить его в ход. Каждый виток кладут так, чтобы он лег точно на свое место. И вяжут так туго, что, когда соединение готово, намотку мож-но снять только ножом или топором. Пальцами не развяжешь. Санный переход, какой нам предстоял, - дело серьезное, и готовиться надо всерьез.
Помещение, где выполняли вручную эту работу, никак нельзя было назвать теплым и удобным. В интендантстве всегда было особенно холодно, вероятно, из-за постоянного сквозняка. Тут и дверь на барьер, и открытый ход в дом, - вот вам и непрерывный ток свежего воздуха. Правда, не очень сильный, но много ли надо, чтобы его почувствовать, когда температура воздуха около минус 60°, а работаешь голыми руками. В этом помеще-нии температура всегда была ниже нуля. И чтобы концы для вязки не задубели, Ханссен и Вистинг ставили рядом с рабочим местом горящий примус, на котором грелся камень. Глядя на них, я восхищался их терпением. Сколько раз они час за часом работали голыми руками при температуре около минус 30°. И если бы это продолжалось недолго, но им пришлось много дней так трудиться в самую холодную и темную зимнюю пору. Для этого нужно немалое терпение. А каково ногам? Как ни обувайся, толку мало, когда надо стоять на одном месте. Мы убедились, что здесь - и вообще на морозе - для малоподвижной деятельности лучше всего обувь с деревянной подметкой. Но ребята из интендантства не-весть почему не признавали этот вывод и всю зиму проработали в пимах из оленьего и тюленьего меха. Лучше колотить ногой об ногу, чем признать несомненное превосходство деревянной подметки в таких условиях...
Готовые сани получили номера от 1 до 7 и были сложены до поры в интендантстве. В это число вошло трое старых саней, изготовленных во время второй экспедиции "Фра-ма". Очень крепкая конструкция; естественно, гораздо тяжелее новой. Их тщательно ос-мотрели, проверили всю вязку и обновили ее там, где это оказалось необходимым. С од-них саней сняли стальные полозья, на двух других оставили: вдруг попадем в такие усло-вия, где они понадобятся. Кроме работы в намоточной мастерской Вистинг и Хассель бы-ли заняты и другими делами.
Так, если Вистинг не возился с санями, можно было слышать, как стрекочет швей-ная машина. У него была тьма заказов, и он просиживал за машиной до позднего вечера, появляясь только в половине девятого, когда начиналось состязание метателей стрел. Ес-ли бы он не взял на себя обязанности судьи в этом конкурсе, мы и тогда, пожалуй, не ви-дели бы его. Его первым важным заказом была переделка четырех трехместных палаток на две. Не так-то просто было управляться с ними в пещерке, получившей название поши-вочной мастерской. Правда, кроил он на столе в интендантстве, и все же остается загад-кой, как он ухитрялся в своей яме делать правильные швы. Я приготовился увидеть нечто не совсем обычное, когда палатки извлекут на свет из мастерской. Скажем, выяснится, что пол одной пришит к стенке другой... Ничего подобного. Когда палатки установили в пер-вый раз, они оказались безупречными. Словно их шили не в сугробе, а в просторной мас-терской. Нет цены таким умельцам в экспедиции вроде нашей.
Во втором плавании "Фрама" применяли двойные палатки; давно известно, что у других всегда все лучше, поэтому теперь эти палатки превозносили до небес. Спору нет, дом с двойными стенами теплее, чем с одинарными, но не забудьте, что двойные стены вдвое тяжелее. А когда даже вес носового платка играет роль, естественно, надлежит ос-новательно взвесить реальные преимущества дома с двойными стенами, прежде чем де-лать окончательный выбор. Я представлял себе, что двойная стенка в палатке в какой-то мере позволит избавиться от столь нежелательного инея. Если двойные стенки хоть как-то ограничат его образование, я готов их признать. Ведь добавочный вес ежедневно обра-зующегося инея очень скоро сравнится с весом двойных стенок, а то и превзойдет его. В такой палатке наружное полотно основное, а внутреннее пристегивается. Испытания по-казали, однако, что в двойной палатке иней образовался так же быстро, как и в одинарной. Это заставило меня усомниться в преимуществах двойной палатки. Если все дело лишь в том, чтобы было на два-три градуса теплее, я предпочитал поступиться этим плюсом ради экономии веса. К тому же у нас было столько теплых спальных принадлежностей, что нам ничто не грозило. Правда, в ходе дискуссии возник другой вопрос - о наиболее практич-ном цвете палатки. Мы быстро согласились, что лучше всего темный цвет. По ряду при-чин. Во-первых, темный цвет - лекарство для глаз. Ясно, что после целого дня движения по сверкающей глади барьера - великое облегчение для глаз очутиться в темном поме-щении. Не менее важно, что в темной палатке намного теплее, когда светит солнце. В этом легко убедиться, если выйти на солнцепек в темной одежде, а потом сменить ее на белую. И наконец, темную палатку на белом фоне куда легче различить, чем светлую. Об-судив все эти вопросы и признав превосходство темной палатки, мы, как говорится, попа-ли из огня в полымя. Ведь наши палатки как раз были очень светлые, чуть не белые, и шансов на то, чтобы обзавестись темными, было мало. Правда, у нас было какое-то коли-чество легкой ветронепроницаемой материи темного цвета, которая вполне подошла бы для этой цели, но она давно уже была израсходована вся до последнего сантиметра и ни-как не могла нас выручить.
- Но ведь у нас есть чернила и чернильный порошок, - сказал кто-то с лукавым видом, - взять да выкрасить палатки!
Ну, конечно. Мы снисходительно улыбнулись. Элементарное решение, настолько примитивное, что даже как-то неудобно говорить, но тем не менее... Мы простили автору предложения его простоту и оборудовали красильню. Вистинг взял на себя обязанности красильщика и справился с делом так успешно, что вскоре на снегу вместо белых появи-лись две темно-синие палатки. Сейчас, сразу после крашения они смотрелись хорошо, но как они будут выглядеть через месяц-два? Большинство считало, что палатки обретут свой прежний цвет, точнее, обесцветятся. Значит, наш патент надо совершенствовать. Од-нажды за чашкой кофе после обеда кто-то вдруг изрек:
- А что, если взять да сшить для палаток чехлы из коечных занавесок?
На сей раз улыбки товарищей выражали явное сострадание. Никто ничего не ска-зал, но лица были достаточно красноречивыми. "Нашелся умник! Да мы об этом давно уже думали!" Предложение было принято без дискуссии, и к многочисленным обязанно-стям Вистинга прибавилась еще одна, притом весьма трудоемкая. Наши коечные занавес-ки были пошиты из легкой темно-красной материи. Теперь их соединили друг с другом и пришили к палатке сверху. Занавесок хватило только на одну палатку. Но, как говорится, лучше хоть что-то, чем ничего, спасибо и на этом.
Красная палатка, появившаяся на снегу через несколько дней, была всеми одобре-на. Такую увидишь за несколько километров. И еще одно явное преимущество: чехол бу-дет защищать палатку. Сочетание красного и синего цветов создавало приятное, неяркое освещение внутри. Теперь меня беспокоил еще один немаловажный вопрос: как защитить палатку от сотни бегающих на воле псов? Известно, даже две-три собаки способны так "обработать" палатку, что только держись. Наши псы были не воспитаннее других, по-этому требовались определенные меры предосторожности. Затвердевшая на морозе ткань становится ломкой - глядишь, и вся палатка испорчена, а мы требовали от своих палаток, чтобы их хватило по меньшей мере на 120 дней. И я поручил Вистингу сшить две ограды для палаток, или, как мы их потом называли, два "заборчика". Заборчик представлял со-бой всего-навсего длинный кусок ветронепроницаемой ткани, которым можно было ого-родить всю палатку, чтобы собаки не могли подойти к ней вплотную. Пришитые к забор-чикам петли позволяли растягивать их на лыжных палках. Готовые заборчики выглядели здорово, но пользоваться ими нам не пришлось. Ибо сразу после начала похода мы нашли еще более подходящий материал, который к тому же всегда был у нас под рукой, - снег. Элементарное дело, мы с самого начала это знали, только не хотели говорить... Так или иначе, "прокладка" была создана. А заборчики пришлись очень кстати как запасной мате-риал для всяких нужд в походе.
Затем Вистингу пришлось шить для всех штормовки [69]. Имевшиеся у нас были слишком малы, зато пошитые им оказались достаточно просторными. В мои брюки, на-пример, свободно влезли бы еще двое! А так и должно быть. В здешних краях со всем так. Очень скоро убеждаешься на опыте: что просторно, то тепло и удобно. А что облегает плотно, - исключая обувь, разумеется, - то тепло и неудобно. Быстро начинаешь по-теть, и одежда портится. Кроме брюк и курток Вистинг из той же легкой ветронепрони-цаемой материи сшил чулки. Я считал, что они, надетые вперемешку с другими чулками и носками, будут служить дополнительной изоляцией. Мнения разделились, тем не менее я и мои четыре товарища по переходу к полюсу должны признать, что без них не смогли бы совершить серьезный поход. Эти чулки выполнили свое назначение. Осаждавшийся на них в изобилии иней легко счищался. Промокнут - их почти в любую погоду легко вы-сушить; я не знаю другой материи, которая сохла бы так быстро, как эта. И к тому же та-кие чулки защищают остальные от износа, позволяя им служить намного дольше.
В подтверждение того, как мы, участники большого перехода, ценили эти чулки, расскажу один случай. Когда мы - уже на обратном пути, то есть поход фактически был закончен, - дошли до склада на 80° южной широты, то нашли там несколько мешков с одеждой. В одном мешке лежали две пары новых чулок из ветронепроницаемой материи; очевидно, владелец мешка не признал этот патент. Что тут было! Каждый хотел взять их себе. Счастливчики, которым они достались, схватили свою добычу и спрятали, словно какую-нибудь драгоценность. На что они им понадобились? Ведь мы были уже дома. Во всяком случае, из этого видно, какого высокого мнения мы были об этих чулках. Горячо рекомендую их всем, отправляющимся в подобные путешествия. Но должен предупредить о необходимости каждый вечер разуваться и счищать иней с чулок. Если этого не делать, иней, естественно, за ночь растает, и наутро у вас будут мокрые ноги. Только вините тогда не чулки, а себя.
Затем наступила очередь нижней одежды. Не было в портновском деле такой зада-чи, с которой не справился бы Вистинг. В наше медицинское снаряжение входило два ру-лона превосходнейшей тонкой фланели. Из нее он сшил нам всем нижнее белье. То, что мы привезли с собой, было из очень толстой шерсти, и мы боялись, что в нем будет слиш-ком жарко. Я лично пользовался в переходе изделием Вистинга и не помню лучшего бе-лья. Кроме того, на его долю выпало шить и латать спальные мешки, то да се. Есть люди, которые все умеют и со всем быстро справляются.
Умелец Ханссен тоже не сидел без дела. Мастерить сани для него привычное дело, здесь он точно знал, что к чему. С ним я мог быть спокоен. Он ничего не делал на авось. Кроме сборки саней у него еще было множество поручений. В частности, на его долю вы-пало изготовить 14 кнутов, по два на каждого. За кнутовища отвечал Стюбберюд. Посове-товавшись с Артелью, я остановился на кнутовище из трех гикориевых планочек. Если их хорошенько связать и обшить кожей, они выйдут такими крепкими, что лучше не приду-маешь. Составное кнутовище будет гнуться, но не сломается. А цельное, как мы убеди-лись, долго не служит. Сказано - сделано. Стюбберюд изготовил кнутовища и передал их Ханссену. Хассель за зиму наделал ремни по эскимосскому образцу - круглые, тяже-лые - грозное оружие в умелых руках.
Сборкой этих частей занимался Ханссен. Работал он, как всегда, очень тщательно. Каждое кнутовище туго связывал в трех местах, потом обшивал сверху кожей. Сам Ханс-сен не был сторонником составного гикориевого кнутовища, но задание выполнил безро-потно. В это время мы заметили, что он против своего обыкновения после ужина отправ-лялся к Вистингу. Меня это заинтриговало, так как я знал, что Ханссен любит поиграть в карты после ужина и ни за что не откажется от этого удовольствия, если только у него нет какого-нибудь неоконченного дела. И однажды я высказал вслух свое удивление. Стюб-берюд объяснил:
- Они делают ручки.
- Какие еще ручки?
- Для кнутов. Но я могу вполне поручиться за те кнутовища, которые я нарезаю. Крепче не бывает.
Я заметил, что он недоволен; понятно, его идею не оценили.
В эту минуту, словно услышав, что о нем речь, вошел Ханссен с роскошным кну-том в руках. Я постарался изобразить удивление.
- Что это, еще какие-то кнуты?
- Ага. Что-то нет у меня веры в те, которые я днем делаю. Зато на этот кнут я вполне могу положиться.
Ничего не скажешь, красивый кнут. Кнутовище сплошь обтянуто кожей, не пой-мешь, из чего оно сделано.
- А как с прочностью? - несмело возразил я. - Не уступит другим?
- Что до прочности, то он даст сто очков вперед любому из этих...
Он не договорил, но и без того было понятно, что он хотел сказать: "этих парши-вых кнутишек". Я не успел в полной мере оценить значение этих страшных слов, как чей-то решительный голос произнес:
- Ну, это мы еще посмотрим!
Я обернулся. Стюбберюд поднялся из-за стола, явно уязвленный словами, которые он воспринял как личное оскорбление.
- Выходи со своим кнутом, если не боишься.
Он взял со своей полки кнут, о котором так уничижительно отозвались, и стал в боевую позу. Начало многообещающее! Все посмотрели на Ханссена. Теперь отступать нельзя, надо сражаться. Взяв свое оружие, он вышел на "ринг". Условия поединка были обсуждены и приняты обеими сторонами. Бой продолжается до тех пор, пока не сломается одно из кнутовищ. И вот начался поединок - "дуэль кнутов". Противники были настрое-ны серьезно. Раз, два, три - кнутовища скрестились. Бойцы зажмурились, ожидая резуль-тата. Открыв глаза, оба просияли: кнутовища были целы. Сами удивляясь такому успеху, они продолжали бой гораздо смелее, удары следовали один за другим. Стюбберюд, сто-явший спиной к столу, до того увлекся, что при каждом взмахе, сам того не замечая, с си-лой ударял своим оружием по краю стола. Не знаю уж, сколько раундов прошло, когда вдруг раздался треск, и я услышал возглас:
- Что, брат, съел!
Стюбберюд покинул "ринг", и моим глазам предстал Ханссен, который стоял на поле боя, глядя на свой кнут, напоминающий сломанную лилию. Зрители не оставались бесстрастными, они горячо болели, раздавался смех и поощрительные восклицания.
- Так его, Стюбберюд, не сдавайся!
- Браво, Ханссен, вот это удар!
Впоследствии кнуты показали себя с лучшей стороны. На весь поход их не хвати-ло, но они долго послужили. Кнутовище - вещь недолговечная. Если бы только ремень пускали в ход, кнут мог бы служить вечно. Но кто же ограничивается ремнем... И когда начинаешь, как говорится, "причащать" собак, тут-то кнутовище и не выдерживает. Да, когда какой-нибудь грешник ведет себя особенно строптиво, его "причащают". Иначе го-воря, как только сани остановятся, оттаскиваешь строптивца в сторону и угощаешь кнуто-вищем. Если это происходит часто, расход кнутовищ сразу возрастает...
Совершенствуя снаряжение, Ханссен задумал делать очки эскимосского типа. И взялся было за дело, но оказалось, что у каждого есть на этот счет своя идея, лучше дру-гих. Его порыв иссяк, и каждый сам занялся своими очками.
Главным делом Стюбберюда было облегчить санные ящики. И он успешно с этим справился, правда не без труда. Работа эта потребовала гораздо больше времени, чем предполагалось. Доски оказались сучковатыми и не очень-то поддавались рубанку. Стюб-берюд сострогал изрядный слой, оставив всего несколько миллиметров, но за прочность ручался. Для крепости он схватил стыки алюминиевыми уголками.
Бьоланд кроме саней занимался еще и лыжами. Для наших больших широких сапог требовались крепления пошире. Они у нас были, и Бьоланду оставалось только поставить их взамен прежних. С креплениями было то же, что со снежными очками: у каждого своя идея. Крепления, которые Бьоланд приспособил для себя, показались мне настолько удоб-ными, что я, не раздумывая, заказал себе такие же. К чести креплений и их творца надо сказать, что они оказались превосходными и отлично служили мне весь поход. В сущно-сти конструкция оставалась прежней, но крючки и петли позволяли очень быстро снять и надеть их. Это было как раз то, что мы требовали от наших креплений: чтобы они крепко держали ногу и легко снимались с лыж. В походе нам все время приходилось проделывать эту процедуру. Оставь ремни на ночь - утром не найдешь. Собаки считали их желанным лакомством. Вот и приходилось снимать с лыж все ремни.
Юхансен кроме упаковки был занят изготовлением весов и палаточных кольев. Он очень искусно делал весы типа безмена. И не его вина, что мы ими не воспользовались. Просто весь наш провиант был упакован так, что не было необходимости его взвешивать. По тому же принципу Юхансен смастерил большие весы, использовав в качестве груза точильный камень. 6 августа мы все взвесились, и оказалось, что Линдстрём тяжелее всех: 86,5 килограмма. Тогда-то его и окрестили официально "Толстяком".
Колья, изготовленные Юхансеном, в корне отличались от обычных, они были со-всем плоскими. Мы быстро убедились в преимуществе такой конструкции: во-первых, они были во много раз легче, во-вторых, значительно крепче. По-моему, за весь переход мы не сломали ни одного колышка. Разве что потеряли один или два. А большинство дос-тавили в целости обратно.
Хассель готовил ремни для кнутов у себя в керосиновом складе. Жуткое место, вечный мороз. Но свое задание он выполнил в срок. Престрюд чертил карты и размножал таблицы; нам нужно было шесть экземпляров.
На каждые сани причиталось по журналу для наблюдений; в нем же содержалась опись провианта. Журнал был за тем же номером, что и сани. Сначала шла подробная опись содержимого провиантных ящиков, потом - таблицы для астрономических наблю-дений. Ежедневно каждый записывал, что взято из продовольствия. Таким образом, мы всегда могли узнать, что осталось в ящиках, сколько у нас провианта. Во второй части за-носились наблюдения, записывался пройденный за день путь, курс и так далее.
Я рассказал в основных чертах, чем у нас было заполнено зимой так называемое рабочее время. Кроме того, была еще тысяча дел по подготовке личного снаряжения. Зи-мой каждому выдали его снаряжение, чтобы он заблаговременно мог внести желаемые изменения. Из меховой одежды были выданы оленьи парки - одна полегче, одна потяже-лее, - а также варежки и чулки из оленьего меха. Кроме того, чулки из собачьего меха и тюленьи камики [70]. Далее, комплект нижней одежды и штормовой костюм. Все выдава-лось не глядя, никто не выбирал. Первым делом взялись переделывать меховую одежду. Работы хватало. Все было сшито не по мерке. Один считал, что капюшон анорака слиш-ком длинный, закрывает глаза. Другому он казался чересчур коротким. Первый обрезал, второй надставлял. У одного штаны были велики, у другого - малы; давай исправлять. И в каждом случае надо было браться за иглу - то ли пришить надставку, то ли заделать распоротые швы. Хотя мы начали заблаговременно, казалось, этой работе не будет конца. По утрам дежурный выметал целые горы меховых лоскутов и оленьей шерсти. А на дру-гой день - новая гора. Останься мы там, наверно, наш отряд до сих пор еще сидел и пе-решивал бы разную одежду. Какие только идеи не рождались. Разумеется, опять вспомни-ли защитную маску, - в скромном масштабе, в виде нашлепки для носа. Я не устоял про-тив соблазна и тоже занялся экспериментами. Мне казалось, что вышло очень здорово, однако на деле меня ожидал провал. Мое изобретение представлялось мне несравненно лучше всего, что знали раньше. Когда же я испытал его, у меня не только нос окоченел, но и лоб, и подбородок. Больше я никогда его не надевал. Из Хасселя новые идеи били клю-чом. Он был готов весь облепиться защитными масками. Я ничуть не удивился бы, если бы увидел маску у него на заду. Все эти изобретения хороши как средство убить время. А когда выходишь в большой поход, от них остается одно воспоминание. В серьезном деле они не годятся.
Все увлеченно занимались спальными мешками. Юхансен был верен идее двойно-го мешка. Один бог ведает, сколько шкур он потратил на него. Мне это не известно. Да я и не допытывался. Бьоланд тоже полным ходом переделывал свой мешок. Его не устраива-ло отверстие вверху, он предпочитал сделать его посередине. И когда Бьоланд ложился спать, замысловатая система отворотов, крючков и пуговиц придавала ему сходство с дра-гунским полковником. А сам он был чертовски доволен своим мешком. Правда, он был не менее доволен своими снежными очками, что не помешало ему заболеть снежной слепо-той, хотя через них ничего не было видно. Остальные не стали менять конструкцию своих спальных мешков, только укорачивали или удлиняли их. Способ завязывания - как у обыкновенного мешка - всех нас устраивал.
У нас были для спальных мешков чехлы из ткани для наперников. Эти чехлы нас здорово выручали, и я ни за что не расстался бы со своим. Днем он надежно защищал спальный мешок от снега, а ночью, пожалуй, оказывался еще полезнее. Влага от нашего дыхания осаждалась на него, вместо того чтобы пропитывать мех. Образующаяся за ночь ледяная корка обламывалась и исчезала днем, когда мешки лежали, просыхая, на санях. Чехол должен быть просторным; главное, делать его подлиннее спального мешка, чтобы можно было поплотнее обернуть шею, защищая мешок от влажного дыхания. У нас были двойные мешки: внутренний и внешний. Внутренний - легкий, из меха пыжика или оле-нихи. Наружный - из меха оленя, весом около шести килограммов. Оба затягивались вверху шнурком, как простой мешок. Мне такая конструкция всегда казалась самой про-стой, удобной и надежной. Рекомендую ее всем.
Снежные очки у нас были самых различных видов. Это тоже была чрезвычайно важная проблема, требовавшая углубленного изучения. И уж мы постарались! Особенно настойчиво старались мы придумать хорошие очки без стекол. Правда, я всю осень носил обыкновенные очки со светло-желтыми стеклами, и они себя вполне оправдали. Но те-перь, готовясь к долгому переходу, я опасался, что они окажутся недостаточно надежной защитой для глаз. А посему я тоже включился в конкурс на лучший патент. Кончилось тем, что всех снабдили кожаными очками с щелочкой для глаз. Бьоланд выиграл конкурс, и его конструкция применялась чаще всего. Хассель придумал очки, сочетающиеся с на-шлепкой для носа. В распластанном виде они напоминали орла с американского герба. Сам он никогда не пользовался ими. Вообще, никто из нас не отдал предпочтения собст-венному патенту, кроме Бьоланда, - зато он один из всех заболел снежной слепотой. Простые очки, которыми пользовался я (кроме меня, такие же были у Ханссена), оказа-лись вполне достаточными. Меня ни разу не поражала снежная слепота. Самые обыкно-венные очки с дужками, без какой-либо дополнительной оправы, свет свободно проходил по бокам. Доктор Шанц из Берлина, приславший их мне, вправе быть довольным изобре-тением. Эти очки превосходят все, что я видел и надевал.
Следующая серьезная проблема - наша обувь. Я специально всех предупредил, чтобы непременно взяли сапоги с собой, хотят ли они пользоваться ими или нет. Сапоги обязательно понадобятся на ледниках, встречи с которыми нам не избежать, судя по из-вестным описаниям края. А какими должны быть сапоги, пусть каждый решает сам. Все принялись совершенствовать обувь, основываясь на прежнем опыте. Усовершенствование было направлено на то, чтобы сделать ее просторнее. Вистинг опять взялся за мои сапоги и начал выдирать все лишнее. Чтобы понять, как сработана вещь, надо ее разобрать. Мы получили хорошее представление о том, как сработаны наши сапоги. Они были сделаны как нельзя более тщательно и добросовестно. Мы немало помучились, разрывая их. Из моей пары были удалены еще одни стельки, не помню уж, которые по счету. Взамен я по-лучил то, к чему всегда стремился, - простор. Можно было надеть все имеющиеся у меня чулки и носки, да еще оставалось место для деревянной стельки. Я был счастлив - завет-ная цель достигнута. Теперь какой бы ни был мороз, через мои деревянные стельки и, ес-ли не ошибаюсь, семь пар чулок ему не проникнуть. В тот вечер, когда состоялась оконча-тельная примерка, я был очень доволен. Победа далась мне не сразу - почти два года до-бивался я своего.
Еще надо было привести в порядок собачью упряжь. Нельзя допустить повторения того, что произошло при заброске провианта на последний склад, когда две собаки прова-лились в трещину из-за плохой упряжи. И уж мы потрудились на совесть. Использовали самые лучшие материалы. По труду и результат, получилась отличная, крепкая упряжь.
Возможно, наш рассказ открыл кое-кому глаза на то, что снарядить такой поход, который нам предстоял, - дело нешуточное. Одни деньги исхода не решают, хотя, видит бог, без денег далеко не уедешь. Важную, я бы даже сказал решающую, роль играет то, как снаряжена экспедиция, предусмотрены ли все трудности и средства их преодолеть или избежать. Побеждает тот, у кого все в порядке; кое-кто называет это везением. Поражение непременно ожидает того, кто не принял заблаговременно нужных мер; это называют не-везением. Не подумайте только, что я сочиняю хвалебную эпитафию для своей могилы [71]. Нет, вся заслуга по справедливости принадлежит моим товарищам, которые терпели-во, настойчиво, опираясь на большой опыт, довели наше снаряжение до предельного со-вершенства и, тем самым, обеспечили победу.
Шестнадцатого августа мы начали нагружать сани. Двое саней стояли в хрусталь-ном дворце, еще двое - в интендантстве. Хорошо, что мы могли заниматься этой работой в помещении. Температура отплясывала канкан между минус 50° и минус 60°, иногда дул освежающий ветерок, шесть метров в секунду. В таких условиях вряд ли было бы воз-можно заниматься укладкой на воздухе, учитывая необходимость делать это тщательно и надежно. Закрепленные на санях тросы для ящиков надо было сплеснить с бечевкой, а это требовало времени. Зато привязанные как следует ящики будут стоять, как в тисках, и не сдвинутся с места. Цинковые листы, укрепленные под санями, чтобы они не провалива-лись на рыхлом снегу, мы сняли, поняв, что они нам не потребуются. Взамен на это место привязали по запасной лыже; они нам потом очень пригодились. 22 августа сани были го-товы и ждали старта.
Затянувшиеся морозы были в тягость собакам. Когда температура падала до минус 50°-60°, сразу было заметно, что они ее чувствуют. То одну, то другую лапу подожмут и не торопятся опустить ее на холодный снег.
До чего же хитры были эти псы. Мы давали им мясо и рыбу через день. К рыбе они относились без особого восторга, и некоторые из них не спешили домой вечером в те дни, когда им полагалась рыба. Особенно много хлопот причинял Стюбберюду молодой пес Фунчо, родившийся в сентябре 1910 года, когда мы были на Мадейре. В мясные дни, как я уже говорил, вечером, посадив своих собак на привязь в палатках, каждый забирал по ящику с нарубленным мясом на ограде вокруг "мясной" палатки. Фунчо это приметил. Увидит, что Стюбберюд берет ящик, и, понимая, что будет мясо, спокойно идет в свою палатку. Если же Стюбберюд не шел за ящиком, Фунчо становился неуловимым. Так по-вторялось, пока Стюбберюд не придумал одну хитрость. В очередной рыбный день, когда Фунчо по своему обыкновению издали наблюдал, как сажают на привязь других собак, Стюбберюд подошел к ограде, взвалил на плечо пустой ящик и вернулся с ним к палатке. И Фунчо клюнул, поспешил в палатку, радуясь тому, что Стюбберюд проявил неожидан-ную щедрость. Увы, его ожидал совсем не тот прием, на какой он рассчитывал. Его схва-тили за шиворот и привязали на ночь. Фунчо свирепо поглядел на пустой ящик, потом на Стюбберюда. Не знаю, что делалось в его голове, но впоследствии эта хитрость редко удавалась Стюбберюду. А в тот вечер Фунчо пришлось довольствоваться сушеной рыбой на ужин.
За зиму мы потеряли совсем немного собак. Еппе и Якоб околели от какой-то бо-лезни. Валета пристрелили, у него вылезла почти вся шерсть. Мадейро, родившийся на Мадейре, исчез еще осенью. Затем пропал и Том. Оба, вероятно, упали в трещину. Дваж-ды нам довелось наблюдать, как это происходит. На наших глазах собака проваливалась в трещину, и мы видели ее сверху. Она спокойно бродила взад и вперед на дне, не издавая ни звука. Трещины были неглубокие, но крутые, без посторонней помощи собаке не вы-браться. Мадейро и Том несомненно погибли именно таким образом. Это была медленная смерть, если вспомнить, как живучи собаки. Много раз случалось, что собаки пропадали на несколько дней, потом возвращались. Возможно, побывали в трещине, но сумели в конце концов выкарабкаться. Интересно, что собаки не считались с погодой, когда у них появлялось желание побродить, уходили даже при температуре ниже минус 50°, в метель и ветер. Влюбленные нередко удалялись, чтобы в уединении проявлять свои нежные чув-ства. Так, Жеманница, одна из собак Бьоланда, вздумала однажды уединиться с тремя ка-валерами. Мы обнаружили их за торосом на льду, они спокойно лежали на снегу, явно до-вольные жизнью, хотя мы не кормили их уже больше недели. Все эти дни температура держалась около минус 50°. Холодновато для любви!
Двадцать третьего августа выдалась тихая погода, редкие облака, температура ми-нус 42°. Самая подходящая погода, чтобы вынести сани и подогнать их к месту старта. Мы решили выносить их через дверь интендантства - она была шире других, легче про-лезть. Но сначала пришлось разгрести снег, который накопился здесь за последнее время, так как ребята предпочитали пользоваться внутренним ходом. Метель все сгладила, свер-ху и не увидишь вход; впрочем, две-три крепкие лопаты и двое-трое крепких работников быстро решили эту проблему. Вытащить сани было потруднее. Они с грузом весили по 400 килограммов каждые, а подъем был крутой. Поставили тали с блоками. Сверху тяну-ли, снизу подталкивали, одни сани за другими медленно извлекались на поверхность и от-таскивались на площадку около метеобудки, чтобы можно было стартовать без помех. Нашим бойким собакам нужен был свободный путь. Если увидят какой-нибудь ящик или столб, не говоря уж о будке, непременно потянутся туда, сколько бы каюр ни протестовал. В то утро мы не спускали собак с привязи, и теперь все каюры пошли в палатки надевать на них сбрую. Глядя на груженые сани, готовые начать долгий рейс, я силился настроить-ся на поэтический лад. "Беспокойный дух человека...", "таинственная, грозная ледяная пустыня..." Нет, не получается. Может быть, оттого, что еще слишком рано. Я оставил тщетные потуги, придя к выводу, что сани с черными ящиками больше всего похожи на гробы.
Как мы думали, так и вышло. Собак распирала энергия. Запрячь их было делом не-легким, они ни минуты не могли постоять спокойно. Кому-то надо поприветствовать дру-га, кому-то вздуть недруга. Не то, так другое. Вот две собаки роют снег задними лапами и вызывающе смотрят друг на друга: жди потасовки. Увидишь такую картину, вмешаешься вовремя, можно еще предотвратить готовящуюся драку. Но разве всюду поспеешь... И за-вязались яростные схватки. Странные животные. Всю зиму вели себя сравнительно спо-койно, а облачились в сбрую - непременно надо суетиться.
Наконец мы справились с ними и тронулись с места. Мы впервые испытывали по 12 собак в упряжке и с волнением ждали исхода. Против ожидания все шло хорошо. Не скажу "как по маслу", но этого и нельзя было требовать с первого же раза. Некоторые со-баки за зиму растолстели и с трудом поспевали за другими. Им первый выезд дался нелег-ко. Но большинство было в отличной форме, в меру упитанные, без лишнего жира. Вверх по откосу мы поднялись быстро. Большинство собак было не прочь передохнуть на подъ-еме, но некоторые одолели его одним махом. А на гребне все было так же, как в апреле, когда состоялась наша последняя вылазка. Флаг на месте и даже не очень пострадал от ветра. Самое удивительное - видно было наши старые следы, ведшие на юг. Мы выкати-ли сани наверх, распрягли собак и отпустили их, не сомневаясь, что они радостно помчат-ся домой, к "кормушкам". Большинство из них так и поступило. Радостные, веселые, ри-нулись они обратно, и вскоре весь лед пестрел собаками. Нельзя сказать, чтобы они вели себя паиньками. Кое-где над льдом словно курился туман - это драчуны барахтались в облачке снега. Но на базе их ни в чем нельзя было упрекнуть. Правда, кое-кто из них при-храмывал, но это пустяки.
А вечером проверка показала, что не хватает 10 собак. Странно. Неужели все 10 провалились в трещины? Не может быть. На другое утро два человека отправились к "ли-нии старта" поискать пропавших. По пути они миновали несколько трещин, но там не видно было собак. И ни одна не попалась им навстречу. А дойдя до саней, они увидели, что все 10 недостающих собак преспокойно лежат и спят, свернувшись калачиком. Появ-ление людей не произвело на них никакого действия. Две-три собаки приоткрыли глаза - и только. Они чрезвычайно удивились, когда их подняли и довольно решительно дали им понять, что их ждут дома. Некоторые наотрез отказались в это поверить, покрутились на месте и снова легли. Пришлось силой гнать их домой.
Вот и пойми их! Лежат в 40-градусный мороз в пяти километрах от своего уютного дома, где их ожидает обильная пища. Хотя они провели здесь целые сутки, ни одна не со-биралась уходить. Было бы еще лето, солнце, тепло, я бы их кое-как понял. А так я просто теряюсь.
Двадцать четвертого августа солнце впервые за четыре месяца снова выглянуло из-за барьера. Казалось, оно улыбается и кивает старым знакомым торосам, с которыми встречается уже столько лет. Но когда лучи его коснулись "линии старта", солнечный лик выразил явное изумление: "Гляди-ка, они все-таки меня опередили! А я-то так торопи-лось, чтобы быть первым!" Что верно, то верно, мы выиграли гонку, днем раньше солнца вышли на барьер.
Дату старта еще нельзя было точно определить. Подождем, посмотрим, пока уста-новится сколько-нибудь сносная температура. Пока лютует такой мороз, нечего и думать двигаться в путь.
Все было готово для старта, оставалось только запрячь собак и трогаться. Однако, если бы кто-нибудь заглянул к нам, он не подумал бы, что мы завершили подготовку сна-ряжения. Ребята кроили и шили усерднее, чем когда-либо. Мимолетные идеи, которым прежде не придавали значения, - будет время, можно сделать, а можно и не делать, - вдруг стали казаться страшно важными. И вот уже нож кромсает шкуры, и растет гора лоскутьев и шерсти. А теперь - за иголку, добавлять к старым новые швы.
Шли дни, а температура воздуха оставалась совсем не весенней. Иногда поднимет-ся до минус 30° и тут же снова опустится до минус 50°. Не очень-то приятно ходить так и ждать. Мне все казалось, что один я хожу и жду, а другие давно в пути. Впрочем, так ка-залось не только мне.
- Хотел бы я знать, куда Скотт уже дошел?
- Да он еще и не выходил. Слишком холодно для его пони, неужели не понима-ешь?
- А кто сказал тебе, что у них такой же мороз, как у нас? Может, у них там под горой много теплее, а уж тогда, бьюсь об заклад, они не будут лежать на боку. Эти ребята уже показали, на что способны.
Такие реплики можно было слышать каждый день. Многие из нас страдали от не-определенности, а я буквально изводился. Я твердо решил стартовать при первой возмож-ности. Кое-кто считал, что, стартовав слишком рано, мы многим рискуем, но меня это возражение не убеждало. Ведь если станет чересчур холодно, можно просто взять и вер-нуться. Так где же риск?
Первый день сентября - минус 42°. С такой температурой уже можно сладить, но все-таки лучше повременить. Вдруг это снова обманный ход природы. На другой день - минус 53°, ясно, безветрие. 6 сентября - минус 29°. Наконец-то перемена, давно пора! На следующий день - минус 22°. Слабый восточный ветерок воспринимался как теплое ды-хание весны. Дождались-таки подходящей температуры для старта. Все готовы. Завтра в путь...
Наступило 8 сентября. Мы поднялись в обычное время, позавтракали и приступили к сборам. Дел было немного. Пустые сани, на которых нам ехать к "линии старта", стояли наготове, захватил кое-какую мелочь и кати. Но как раз из-за того, что у нас было мало вещей, на сборы ушла уйма времени. Нам предстояло запрячь в пустые сани 12 собак, и мы предчувствовали, что придется с ними помучиться. Каждую собаку подводили к саням и запрягали двое.
Самые предусмотрительные из нас зачалили свои сани за кол, надежно вбитый в снег. Другие довольствовались тем, что опрокинули сани, а кое-кто проявил полную бес-печность. Надо было закончить приготовления до того, как первый тронется с места. А то ведь тем, кто замешкается, не удержать собак, и покатят, не подготовившись как следует.
Собаки в это утро совсем отбились от рук. В двух упряжках были суки в поре, и они вносили разлад не только в свою упряжку, но и в другие. Один из каюров предусмот-рительно оставил свою даму дома, запер ее в помещении артели. Да только это его не спасло от хлопот. Псы прыгали на задних лапах и дергали сбрую, норовя удрать в артель. А каюр только хитро улыбался. Он знал: как только упряжка тронется, в азарте бега лю-бовь будет забыта. Другой каюр не стал выпрягать даму, дескать, это его лучшая собака, без нее он далеко не уедет.
Наконец почти все готово. Остались сущие пустяки. Вдруг я услышал страшный шум, обернулся и увидел упряжку, которая сорвалась с места без каюра. Сосед бросился помогать товарищу - тут же и его собаки рванулись вперед. Двое саней впереди, за ними бегут во всю прыть два каюра. Но силы были слишком неравные. Через несколько секунд каюры безнадежно отстали. Беглецы взяли курс на юго-запад и неслись с ураганной ско-ростью. Преследователям пришлось несладко. Они давно уже перешли с бега на шаг, идя по санному следу. Сани исчезли за торосами, много спустя туда же подоспели два каюра. Мы ждали их.
Тут возник вопрос: что сделают те двое, поймав наконец своих собак? Повернут домой или сразу отправятся к "линии старта"? Ждать было скучно, и мы решили доехать до "старта"; в крайнем случае, лучше уж подождем там. Сказано - сделано, и мы трону-лись в путь. Заодно проверим, как справляются ребята со своими псами. Ведь и наши уп-ряжки скорее всего изберут тот же курс, что беглецы. Наше опасение было не напрасным. Троим удалось повернуть своих собак и направить их по нужному курсу. А двое других тоже помчались по новой колее. Правда, потом они клялись, будто думали, что мы все ту-да двинемся. Я только улыбался в ответ, ничего не говоря. Сколько раз собаки отнимали у меня бразды правления. Конечно, неприятно, но, ей-богу, с кем не бывает.
Только в 12 часов дня мы все опять собрались вместе. Ребятам пришлось основа-тельно потрудиться, догоняя собак, их даже пот прошиб. Я уже подумывал о том, чтобы вернуться обратно, тем более что за нами увязались три щенка. Если они и дальше побе-гут за санями, придется их застрелить. Но возвращаться после таких трудов, чтобы назав-тра, вероятнее всего, повторить все снова, нам вовсе не улыбалось. И увидеть, как Линд-стрём стоит в дверях и корчится от смеха... Нет, лучше продолжить путь. Никто не возра-жал. Мы впрягли собак в нагруженные сани, а пустые поставили друг на друга.
В половине первого состоялся настоящий старт. Замеченный нами старый след вскоре пропал, но мы тут же встретили флажки, которые ставили через каждые два кило-метра, когда последний раз выезжали устраивать склад. Скольжение было отличное, мы стремительно продвигались к югу. В первый день мы ехали недолго и, покрыв всего 19 километров, стали лагерем в половине четвертого.
Первая ночь на воздухе никогда не бывает приятной, но эта была ужасной. "Дама", о которой я говорил выше, дала повод для весьма бурных сцен. Наши 90 собак шумели так, что мы не сомкнули глаз. Мы облегченно вздохнули, когда часы показали четыре и можно было приступить к утренним сборам. Каюр за ночь передумал: эту суку нельзя ос-тавлять в упряжке. С ней на полюс идти невозможно. И когда мы остановились на второй завтрак, я велел застрелить ее. Одновременно пристрелили и трех щенят.
Скольжение в этот день, как и накануне, было идеальное. Флажки стояли на своих местах, и, если судить по ним, за это время здесь вовсе не было осадков.
За день мы прошли 25 километров. Собаки были еще не тренированы, но с каждым часом бежали все лучше. Десятого они явно обрели надлежащую форму. В этот день ни-кто не мог сдержать своей упряжки, собаки наперебой рвались вперед. Упряжки сталки-вались, и начиналась неразбериха. Неприятно. Собаки без толку тратили свои силы, а время, уходившее на то, чтобы их разнять, пропадало зря. На них нашло какое-то буйство. Так, Лассесен, заметив в другой упряжке своего врага Ханса, поддержанный своим дру-гом Фиксом, рванулся вперед. Глядя на них, и все остальные собаки упряжки понеслись во весь опор. Каюр был бессилен остановить их. Собаки мчались, не сбавляя хода, пока не догнали упряжку, где шел предмет ненависти Лассесена и Фикса. Обе упряжки сцепились. Поди-ка, разберись в 96 собачьих лапах! Пришлось тем, кто не мог справляться со своими упряжками, выпрячь несколько собак и привязать их к саням. Таким образом нам удалось навести порядок. За день было пройдено 30 километров.
Когда мы проснулись в понедельник одиннадцатого, на градуснике было минус 55°. Погода чудесная - тихо и ясно. Собакам было явно не по себе, недаром они всю ночь вели себя сравнительно спокойно. Мороз тотчас отразился на скольжении. Теперь снег тормозил сани. Нам попалось несколько трещин, и Ханссен чуть не провалился, но сани удалось удержать, обошлось без последствий.
На ходу мороз не чувствовался, напротив, по временам нам становилось жарко. От дыхания над упряжками стоял такой туман, что и не разглядишь соседа, хотя мы следова-ли один за другим почти вплотную.
Двенадцатого сентября - минус 52°, встречный ветер. Мороз пронизывал на-сквозь. Видно было, что собаки страдают от холода, особенно утром, когда они лежали, свернувшись калачиком и грея нос хвостом. Время от времени по телу их пробегала дрожь, а некоторые дрожали непрерывно. Надо было силой поднимать их, чтобы надеть сбрую. Пришлось мне признать, что при такой температуре не стоит идти дальше, риск слишком велик.
Решили дойти до склада на 80° южной широты и оставить там свой груз. К тому же в этот день мы сделали зловещее открытие: в компасах замерзла жидкость, и они вышли из строя. Видимость заметно ухудшилась, и мы очень смутно представляли себе, в какой стороне солнце. Идти вперед при таких условиях - дело неверное. Возможно, мы держим правильный курс, но столь же вероятно, пожалуй, даже еще вероятнее, что мы сбились с курса. Значит, лучше всего разбить лагерь и переждать. В тот день по адресу мастера, поставившего нам компасы, произносились далеко не лестные слова.
Мы остановились в 10 утра. Весь день еще впереди, и мы решили устроиться полу-чше, соорудить две снежные хижины. Снег не очень подходил для строительства, но нам удалось кое-как заготовить нужное число кирпичей. Одну хижину сложил Ханссен, дру-гую - Вистинг. При царившей в тот день температуре снежная хижина во много раз лучше палатки. И мы сразу воспрянули духом, когда забрались в хижины и разожгли примус. Ночью вокруг нас был слышен какой-то подозрительный шум. Я даже заглянул под спальный мешок, чтобы проверить, далеко ли до дна, но никакой трещины не обна-ружил. Обитатели второй хижины ничего не слышали. Позднее мы поняли, что звук этот происходил от оседания снега. Случается, что большие участки снежного покрова обла-мываются и оседают. При этом чувство такое, словно у вас грунт уходит из-под ног, - не очень приятно. Оседание сопровождается гулом, заставляющим подчас собак - да и каю-ров тоже - подпрыгивать в воздух. На плато однажды мы услышали гул такой силы, что он напоминал канонаду. Впрочем, мы скоро привыкли к этому явлению.
На следующий день - минус 52,5°, ясно, безветрие. Мы прошли 30 километров, стараясь держать верный курс по солнцу. Когда остановились, градусник показывал ми-нус 56,2°. На этот раз я сделал то, против чего всегда восставал, а именно - взял с собой спиртные напитки: бутылку простой и бутылку имбирной водки. Решив, что сейчас самая пора ее употребить, я достал имбирную водку. Оказалось, что она замерзла. При оттаива-нии бутылка лопнула, и мы выбросили ее на снег, после чего все наши собаки принялись чихать.
Другая бутылка - "Люсхолм № 1" - тоже замерзла. Наученные неудачей, мы стали осторожнее и сумели оттаять вторую бутылку. Подождали, пока все забрались в спальные мешки, и разлили ее. Меня ожидало полное разочарование. Водка не доставила нам никакого удовольствия. Но я доволен, что произвели опыт: второй раз я его не повто-рю. Водка совсем не подействовала, не ударила ни в голову, ни в ноги.
Четырнадцатого - снова холодный день, минус 56°. К счастью, было ясно, види-мость хорошая. Вскоре после старта на ровной поверхности снега вдруг показался какой-то блестящий бугор. Бинокль сюда! Склад... Он находился прямо по нашему курсу. Ханс-сен, который все время ехал первым без направляющего и по большей части без компаса, не ударил лицом в грязь. Мы ограничились единодушным выводом, что он молодец.
В половине одиннадцатого мы подошли к складу и тотчас разгрузили сани. Вис-тинг взял на себя отнюдь не приятный труд - приготовить нам по чашке горячего молока при минус 56°. Поставил примус за ящиками с продовольствием и разжег его. Как ни странно, керосин в бачке не замерз; наверно, это потому, что примус был надежно защи-щен от мороза в ящике. Чашка "солодового молока Хорлика" показалась мне в этот день куда вкуснее, чем когда я пил его в последний раз в ресторане в Чикаго. Насладившись горячим напитком, мы сели на опустевшие сани и двинулись домой.
Скольжение было плохое, но с легким грузом собаки бежали прытко. Я сидел на санях Вистинга, так как считал его упряжку самой сильной. Мороз не ослабевал, и я с удивлением думал о том, как это мы сидим неподвижно на санях и не мерзнем. Кое-кто весь день не вставал с саней, но большинство иногда соскакивало и бежало рядом, чтобы согреться. Сам я надел лыжи и покатил за санями на буксире. Мне этот сомнительный спорт никогда не нравился, но сейчас куда ни шло. Ногам тепло, а это главное. Я и после занимался этим "спортом", но по другой причине.
Вечером 15 сентября, когда мы сидели в палатке, болтая и занимаясь стряпней, Ханссен вдруг объявил:
- Кажется, я без пятки остался!
Разулся и предъявил нам отмороженную, словно восковую, пятку. Зловещее зре-лище. Он растирал пятку до тех пор, пока не "почувствовал ее снова", после чего надел чулки и залез в спальный мешок. Тут послышался голос Стюбберюда:
- А ведь и у меня с пяткой что-то неладно.
То же лечение, и тот же результат. Да, ситуация: две ненадежных пятки, а до Фрамхейма 75 километров!
К счастью, на следующее утро потеплело, было "почти лето" - минус 40°. Совсем другое дело! По мне так разница между минус 40° и минус 50° весьма ощутима. Казалось бы, при таком морозе несколько градусов больше или меньше уже не играют роли. А вот играют!
В этот день нам пришлось отпустить несколько собак, которые не поспевали за другими. Мы надеялись, что они доберутся сами по нашим следам. Но Адам и Лазарь так и не пришли на базу. Сара вдруг упала замертво на бегу. Камилла тоже входила в число отпущенных.
На обратном пути порядок следования был такой же; Ханссен и Вистинг обычно уходили далеко вперед, если не останавливались и не поджидали остальных. Собаки бе-жали быстро. Мы собирались остановиться у флага на 30-м километре от Фрамхейма и дождаться отставших, но так как погода была отличная, тихо и ясно, а старый след был отчетливо виден, я решил продолжать путь. Чем скорее больные пятки окажутся дома, тем лучше! Первые двое саней были на базе в четыре часа дня. Еще одни - в шесть, затем еще двое - в половине седьмого. Последняя упряжка пришла в половине первого ночи. И где только она замешкалась!
В эти морозные дни нам попалось одно необычное образование, я прежде никогда такого не видел. Мельчайшие снежинки, собираясь вместе, образовали маленькие цилин-дры средней высотой около трех сантиметров и с таким же примерно диаметром. Они ка-тились колесом по поверхности, иногда собираясь в большие кучи, потом продолжали ка-титься дальше по одной или по нескольку штук. Если положить такой цилиндрик на ла-донь, не ощутишь ни малейшего веса; сожмешь самый крупный - от него практически ничего не остается. При минус 40° мы таких образований не наблюдали.
Вернувшись домой, мы тотчас занялись пятками. Престрюд поморозил обе пятки, одну слегка, другую посильнее, но, насколько я мог судить, не так сильно, как двое дру-гих. Прежде всего мы разрезали огромные пузыри и выпустили из них жидкость. Потом поставили борные компрессы, меняя их утром и вечером. Это лечение продолжалось дол-то. Наконец, можно было снять старую кожу - под ней уже наросла новая, здоровая и крепкая. Как говорится, на пятки поставили заплатки.
В сложившейся ситуации я счел необходимым разделить наш отряд на две части. Один пойдет на юг, другой попытается достигнуть Земли Короля Эдуарда VII, посмотрит, что там можно сделать, а заодно исследует окрестности Китовой бухты. В этот отряд во-шли Престрюд, Стюбберюд и Юхансен под начальством первого. Такое деление давало много преимуществ. Во-первых, меньший по численности отряд будет двигаться быстрее. Наши вылазки уже показали, что много людей и много собак - не самое удачное реше-ние. В частности, мы оттого и собирались утром по четыре часа. Сократив отряд наполо-вину, так, чтобы понадобилась только одна палатка, я рассчитывал и вдвое сократить вре-мя на сборы. Много больше пользы будет и от наших складов, ведь на пять человек тех же запасов хватит на гораздо более долгий срок. Что до научных результатов, то преимуще-ства настолько очевидны, что нет надобности об этом подробно говорить.
Перед восточным отрядом были поставлены такие задачи:
1. Дойти до Земли Короля Эдуарда VII и произвести там исследования, насколько позволят время и обстоятельства.
2. Нанести на карту и исследовать Китовую бухту с ее ближайшими окрестностя-ми.
3. Насколько возможно, поддерживать Фрамхейм в порядке на случай, если нам придется зимовать еще раз.
Итак, дальше мы работали, так сказать, в два отряда. Полярный отряд должен был выступить, как только всерьез установится весна. Срок выхода второго отряда я предоста-вил назначить самому Престрюду. Это дело было не такое уж срочное. Они могли не то-ропиться.
Опять началась возня со снаряжением, опять прилежно заработали иголки.
Через два дня после нашего возвращения Вистинг и Бьоланд отправились на 30-й километр, чтобы забрать отпущенных на этом отрезке собак, которые все еще не верну-лись. Они одолели 60 километров за шесть часов и привели с собой все десять оставлен-ных нами собак. Некоторые из них лежали у самой вехи. Ни одна собака не поднялась с места при виде саней. Пришлось их поднимать и впрягать. Двух-трех, у которых были по-ранены лапы, погрузили на сани. Вероятно, большинство из них самостоятельно верну-лось бы домой через несколько дней. Я не мог взять в толк, как это здоровым и сильным собакам могло прийти в голову отлеживаться на снегу.
Двадцать четвертого сентября был отмечен первый признак весны: вернувшись с морского льда, Бьоланд сообщил, что застрелил тюленя. Значит, тюлени начали выходить на лед - добрый знак. На другой день мы отправились за тушей и убили еще одного зве-ря. Собаки сразу оживились, получив свежее мясо, не говоря уже о сале. Да и люди тоже были рады свежему бифштексу.
Двадцать шестого после десятидневного отсутствия возвратилась Камилла. Ее от-пустили во время последнего похода в 110 километрах от Фрамхейма; вернулась она та-кой же толстой и упитанной, какой была. Вероятно, оставшись в одиночестве, закусила кем-нибудь из своих товарищей. Многочисленные поклонники восторженно встретили ее.
Двадцать седьмого сентября мы убрали навес над окном нашей комнаты. Свет про-никал к нам через длинную деревянную шахту; естественно, освещение было не ахти ка-кое. Но как-никак настоящий дневной свет, и мы ему были очень рады.
Двадцать девятого сентября появился еще более верный вестник весны - стайка антарктических буревестников. Свидание с этими красивыми быстрыми птицами обрадо-вало нас. Они несколько раз облетели вокруг дома, словно желая убедиться, что мы еще тут. Мы вышли из дому приветствовать их. Нас рассмешили собаки. Птицы сначала лета-ли довольно низко над землей. Заметив это, собаки все как одна ринулись их ловить. Каж-дая хотела быть первой, они буквально распластались на снегу. Но птицы вдруг подня-лись так высоко, что собаки потеряли их из виду. И уставились друг на друга, явно сбитые с толку. Но замешательство длилось недолго, в одну секунду решение было принято, и собаки схватились друг с дружкой.
Итак, весна наступила, осталось только залечить пятки - и в путь!
|
|
|
|
|
|
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
