4 ГЛАВА.Часть 3
4 ГЛАВА. Часть 3 .Расцвет норвежской монархии в XIII в.
 За политическим и культурным фасадом Норвегии "Периода расцвета" скрывалась повседневная хозяйственная жизнь. Были ли и ей присущи черты прогрессивного развития? Здесь в первую очередь наше внимание привлекают города. То было время бурного подъема и роста городов и городского строя средневековой Европы. Именно в развитии городов, торговли, ремесла таились новые силы, которые в дальнейшем преобразили всю жизнь феодального мира.
Торговля, как мы знаем, играла немалую роль в жизни Норвегии уже в раннее средневековье; она являлась неотъемлемой стороной викингской активности. В эпоху викингов возникают в Норвегии первые торговые центры. В последующее время их сменяют новые города. Говоря о средневековом городе, мы имеем в виду прежде всего, разумеется, центр ремесла и торговли. Но в возникновении и развитии городов в ту эпоху наряду с чисто экономическими факторами значительную роль играли и другие моменты. Уже в XII в., если не ранее, норвежские короли проводили большую часть года в своих усадьбах, расположенных в тех приморских пунктах, куда прибывали корабли (в частности, в Тронхейме-Нидаросе). Здесь возводились укрепления. В городах располагались епископские резиденции и основывались монастыри. Естественно, что близ короля и церковных магнатов селились, помимо их приближенных и. слуг, те, кто был занят их обслуживанием, – торговый люд, ремесленники. Сюда же свозились продукты, собранные в собственных владениях короля и знати или полученные в качестве податей. Значительная часть этих продуктов потреблялась на месте, но известная доля их вывозилась в другие области или за море. Аристократы нуждались в предметах роскоши, гонких тканях, меде, вине, пшенице, оружии, красивой посуде, которые можно было приобрести только за рубежом17. Таким образом, изменения в политической и церковной жизни страны оказывали прямое влияние на развитие города.
Показательно, что в период гражданских войн второй половины XII – начала XIII в. борьба шла в первую очередь за овладение тем или иным городом. Областные тинги, а затем и общегосударственные собрания созывались теперь в городах. Нидарос был церковной столицей страны (резиденцией архиепископа), Берген, а с конца XIII в. Осло – центром государственного управления (столицы в строгом смысле слова в ту пору еще не существовало). Иностранные хронисты XII в. называли шесть норвежских городов: Берген (наиболее крупный и значительный торговый центр страны), Каупанг (Тронхейм-Нидарос), Конунгахелла, Борг, Тёнсберг и Осло. Впоследствии к ним прибавились Ставангер, Хамар, Шиен, Боргунн. Однако общая численность городского населения едва ли превышала несколько тысяч человек.
Внутренняя торговля, преимущественно меновая, оставалась в руках сельских жителей. Крупные бонды, как и аристократы, нередко обладали собственными кораблями, на которых совершали поездки вдоль норвежского побережья. Многие из них занимались рыбной ловлей, и экспорт рыбы имел немалое значение для хозяйства страны. Вывозились также масло, шкуры, меха, строевой лес. В норвежском переводе легенды о Тристане и Изольде ("Сага Тристрама и Исонды", 1226 г.)18 рассказывается о норвежских купцах, которые привезли в Англию "много добра: песцовые и беличьи шкурки, мех бобра и черного соболя, моржовые клыки и медвежьи шкуры, кречетов, серых и белых соколов, воск, бычью и козью кожу, вяленую рыбу, смолу, ворвань, серу и разные другие товары, добываемые на севере". Наряду с товарами из Норвегии здесь названы продукты Исландии и Гренландии, привозимые в Берген. За такими товарами приезжали в Норвегию купцы из Англии, Германии, датчане, шведы, готландцы. В эти же страны, равно как и на Русь и к островам Северной Атлантики, направляли свои корабли норвежские купцы. Активную роль во внешней торговле играли епископы, аббаты, светские магнаты и сам король.
Характерной чертой норвежского города была относительная слабость ремесла. Правда, в городах жили и работали ремесленники разных специальностей: сапожники (наиболее многочисленный разряд ремесленников), портные, ткачи, мясники, мельники, кузнецы, оружейники, гребенщики. В законодательстве о городах, принятом при Магнусе Хаконарсоне, перечислено до 20 ремесленных профессий. Королевская власть предписывала лицам одной специальности селиться по соседству в том или ином конце города, что облегчало ее контроль над ними. Город стоял под управлением королевского чиновника и не представлял собой самоуправляющейся коммуны. Цеховых корпораций норвежские горожане не образовывали, и гильдии, существовавшие как в городах, так и за их пределами, были объединениями взаимопомощи религиозного характера, но не союзами мастеров.
С той же целью контроля государство воспрещало розничную торговлю вне городов, стремясь сосредоточить ремесло и обмен в их стенах. Полноправными членами городского сообщества, участниками городского тинга, считались только постоянные жители города – домовладельцы и землевладельцы, так же как и в сельской местности. Город как центр торгово-ремесленной активности медленно и с немалым трудом обретал собственное лицо.
Профессиональный купец в норвежском городе – это преимущественно иностранец, чаще всего англичанин или, начиная с середины XIII в., немец, уроженец одного из северогерманских городов, в первую очередь Любека. Отечественные торговцы располагали весьма скромными средствами, что затрудняло их конкуренцию с чужеземными купцами19.
Но, пожалуй, решающей причиной усиления влияния чужеземного купечества в норвежских городах и вообще в норвежской торговле явилась общая хозяйственная бедность страны, в особенности хроническая нехватка зерна. Его могли предоставить по выгодным ценам и в большом количестве немецкие купцы. В обмен они вывозили рыбу. Наиболее крупным центром экспорта вяленой рыбы и сельди в Норвегии стал Берген. В 1250 г. Хакон Хаконарсон заключил торговый договор с любекскими купцами20; в 70-е годы они получили значительные привилегии, которые были, возобновлены и расширены в конце столетия. От временного пребывания в Бергене немцы стали переходить к зимовкам в этом порту, приобретать здесь дома, но тем не менее освобождались от податей и других публичных повинностей, которые несли норвежцы. Попытки властей заставить иностранных купцов исполнять эти повинности вызывали отказ немцев продолжать торговлю с Норвегией, а так как потребность в подвозе хлеба и в денежных ссудах сделалась в тот период острее, то правительству пришлось идти на уступки. Так было, в частности, в 80-е годы. Экономическая зависимость Норвегии от городов Северной Германии становилась все заметнее. В 1294-1296 гг. немецкие купцы добились новых привилегий, включая свободную торговлю по всей стране (как в городах, так и в рыночных местах за их пределами). Новые привилегии, возможно продиктованные стремлением норвежской монархии заручиться поддержкой северонемецких городов в конфликте с Данией, последовали в начале XIV в.21
Династические интересы, стремление приобрести дополнительные денежные средства норвежские короли нередко ставили выше интересов самостоятельного экономического развития страны. Эти обстоятельства обусловливали непоследовательность их политики по отношению к немецкому купечеству. Так, в 1342 г. король Магнус Эйрикссон изгнал всех немцев из Норвегии и захватил их имущество, но уже в следующем году, получив от них денежную ссуду, восстановил их привилегии. В это время в Бергене уже существовала постоянная контора любекских купцов, подобно немецким торговым подворьям в других странах, с которыми ганзейцы вели оживленную торговлю. Бергенские горожане сетовали: их город настолько переполнен иностранными купцами и перекупщиками, что местные торговцы не в состоянии ничего купить. Самостоятельные ремесла и торговля в Норвегии в этих условиях свертывались.
Мы не располагаем какими-либо прямыми данными, чтобы судить о численности населения Норвегии в "эпоху величия". Исходя из косвенных указаний, ученые высказывали предположения на этот счет, но цифры, названные разными историками, резко расходятся: А. Стейннес предлагал (правда, в качестве минимума) 150-200 тыс. жителей, Э. Саре – 300 тыс., Ё. Саннес – от 320 до 470 тыс. (для первой половины XIV в.), О. А. Ёнсен – 400 тыс., К. Лунден – не менее 460 тыс., П. А. Мунк – около полумиллиона человек. Но если абсолютная численность населения страны неясна, то более достоверен его рост на протяжении XIII в. Об этом свидетельствует топонимика: продолжалась расчистка земель, возникало большое число новых сельских дворов; делились старые усадьбы, принадлежавшие индивидуальным владельцам. Однако к тому же времени относятся и свидетельства о нехватке рабочей силы и о наличии заброшенных дворов.
Земледелие оставалось отсталым. Его вели на сравнительно небольших участках и, главное, с помощью весьма примитивных орудий труда, преимущественно вручную, вскапывая почву мотыгой. Плуг встречался нечасто, и некоторые ученые даже полагают, что в пахотных средствах в то время наблюдался регресс. Основные зерновые злаки – ячмень и овес, в меньшей степени; – рожь; пшеницу не выращивали. Хлеба производили мало, и его зачастую недоставало22. Сельское хозяйство имело преимущественно скотоводческий уклон, и заготовка фуража для зимнего стойлового содержания домашних животных составляла чуть ли не главное занятие крестьянства.
Наряду с сельским хозяйством занимались рыбной ловлей, охотой и домашним ремеслом. Натуральное хозяйство было отнюдь не изжито, так что и в это время нередко в качестве платежного средства фигурировали домашние животные. Голод был частым гостем в Норвегии.
В XIII в. в большей части страны крупное землевладение уже преобладало. Прежде всего это было землевладение церкви. Крестьянские дарения земель в пользу духовенства и монашества были распространены в Норвегии, как и в других европейских странах23. Но зачастую бонды не были склонны окончательно отказываться от своих владений. Пользуясь правом одаля, бонд мог выкупить проданный или заложенный участок даже по истечении длительного времени, правом выкупа пользовались и его сородичи. Без их согласия отчуждение владения было невозможно. Еще в середине XII в., когда церковь добилась законодательного разрешения дарений, была сделана оговорка в законе, что дарить без ведома наследников можно только 1/4 благоприобретенного имущества, но не одаль24. Таким образом, сохранность института одаля, объясняющаяся живучестью доклассовых общественных порядков в условиях неполного развития феодализма и слабости римского влияния, способствовала тому, что некоторые крестьяне возвращали себе отчужденные было усадьбы. Тем не менее обедневшим бондам приходилось продавать или закладывать свои участки без реальной надежды их впоследствии выкупить. Было немало людей, которые лишились земель в результате конфискаций в наказание за проступки, за неуплату податей и по другим причинам. Землевладение церкви, помимо королевских дарений, как раз росло в немалой мере за счет накопления ею заложенных и невыкупленных крестьянских земель. Так, монастырь Мункелив в Бергене в XIII и первой половине XIV в. приобрел значительные земельные владения, из них лишь 10% было ему подарено, 25% перешло в его собственность при пострижении землевладельцев в монашество с одновременной передачей их дворов, около 30% приобретенных монастырем земель было им куплено и более 35% получено в залог без последовавшего затем выкупа25. Вследствие этого церковные и монастырские владения в XIII-XIV вв. состояли преимущественно из рассеянных по разным местам дворов, а нередко включали отдельные части дворов. По частям, иногда чрезвычайно мелкими долями, духовенство и монахи накапливали большие земельные богатства26. В тот период не редкостью были монастыри, владевшие по 400-500 и более крестьянских дворов.
Первыми жертвователями земель в пользу духовенства были короли. Их пожалования были столь значительны, что размеры королевского землевладения, несмотря на существенное пополнение его за счет конфискаций и распространение верховенства монарха на общинные земли (крестьяне, поднявшие целину на альменнинге, считались королевскими лейлендингами), к XIII в. резко сократились. Многие приходские церкви были сооружены богатыми землевладельцами и даже отдельными бондами на своих землях и первоначально находились в их собственности.
Трудность изучения процесса превращения католической церкви в крупнейшего собственника состоит прежде всего в том, что до XIV в. не составлялись дарственные грамоты и описи владений. Сделки носили преимущественно устный характер; они заключались при свидетелях. Указания на рост церковного землевладения, содержащиеся в законодательных и повествовательных памятниках XII и XIII вв., неполны и неконкретны.
Наряду с церковью крестьянские земли прибирала к рукам и светская знать, сплошь и рядом прибегавшая к насилию. Не последнюю роль в этом процессе играли королевские чиновники, злоупотреблявшие своей властью в целях захвата владений, "маленьких людей"27. К концу XIII в. большая часть земельной площади, находившейся под обработкой, уже принадлежала крупным собственникам, хотя в отдельных областях их доля была неодинаковой. Крупная собственность была широко распространена в Западной Норвегии, а также в районах, окружавших города. Например, вокруг Осло в XIV в. до 3/4 всей земли принадлежало церкви28. В Треннелаге около половины крестьянских дворов находилось в собственности архиепископа. Крестьянское землевладение сохранялось по большей части в горных и труднодоступных районах, где оно подчас преобладало. В областях же с наиболее благоприятными условиями для земледелия свободных бондов-собственников осталось значительно меньше29. В целом по Норвегии, по предположительным расчетам X. Бьёрквика, к началу XIV в. церковь присвоила до 40% всех земель под обработкой, т. е. примерно столько же, сколько оставалось в собственности крестьян и горожан (35-40%), тогда как светской знати принадлежало примерно 15-20 % земли, а королю – остальные 4-7%30. Поэтому и размеры, и ценность земли стали выражаться в чинше: владение оценивалось в определенном числе маркеболей, эресболей (марка и эре – денежные единицы), маматеболей и т. и. Раздел об аренде земли – самый обширный во всем "Ландслове".
Возникновение слоя лейлендингов относится к более раннему периоду. В научной литературе не раз высказывалось мнение, что эта категория играла немаловажную роль в социальных отношениях уже во времена первого объединения Норвегии (Р. Кейсер, Э. Саре). Напротив, другие историки, не отрицая наличия аренды в эпоху викингов, тем не менее считают, что более существенную роль в экономической жизни страны лейлендинги стали играть лишь в XII и в особенности в XIII в. (Л. Холмсен, К. Лунден)31. Столь противоположные взгляды оказались возможными благодаря скудности данных источников: отсутствие для эпохи, предшествовавшей XIII-XIV столетиям, актового материала делает по существу гадательными любые построения как относительно времени появления аренды, так и путей становления слоя арендаторов и их абсолютной или относительной численности. Тем не менее можно отважиться на некоторые утверждения.
Во-первых, в эпоху викингов (и в еще более ранний период) зависимое население состояло не столько из арендаторов свободного происхождения, сколько из рабов и вольноотпущенников, на этот счет имеется достаточно указаний и в записях права, и в сагах. Между тем, как явствует из памятников XIII в., нормальным способом использования земли в то время являлась сдача ее в аренду лейлендингам, которые не находились в личной зависимости. Во-вторых, анализ областных судебников и "Ландслова" даст основание утверждать, что отношение к лейлендингам с течением времени изменилось. На более ранней стадии среди собственников, которые сдавали землю в аренду, равно как и среди лиц, которые ее арендовали, были люди самого разного положения и достатка. К первым относились не только зажиточные владельцы, заинтересованные в использовании мелких арендаторов, но и маломощные бонды, вынужденные сдавать часть своей земли или далее всю ее, так как были лишены средств ее обрабатывать. Среди арендовавших в свою очередь были и такие, которые не имели собственного участка, и относительно богатые хозяева, стремившиеся еще более расширить свою запашку. Иными словами, отношения между владельцами и арендаторами тогда еще не носили антагонистического характера, скорее то были отношения внутри слоя крестьян. Но на более поздней стадии, в конце XII и в XIII в., положение меняется. В источниках этого времени сдающий землю в аренду выступает, как правило, в облике состоятельного хозяина или крупного собственника, тогда как арендатор – это бедный человек, мелкий крестьянин, подчас вообще лишенный земли, а то и скота и орудий труда, и отношения между ними уже мало напоминают старую межкрестьянскую аренду. Эти отношения более не строились на основаниях равенства, хотя лейлендинг и считался с формальной точки зрения свободным человеком. В качестве лица, не владеющего собственной землей, он был лишен ряда прав, которыми обладали землевладельцы. Кроме того, вряд ли может внушать сомнения то, что в средневековом обществе при политическом господство аристократии маленький человек, бедняк, сидевший на чужой земле, не был в состоянии отстоять свою независимость.
Крестьяне, которые утратили право собственности на свои дворы, зачастую по-прежнему обрабатывали ранее принадлежавшие им участки в качестве лейлендингов, уплачивая оброк крупному землевладельцу. В XII в. размеры ландскюльда – платежа за арендуемую землю – в каждом конкретном случае устанавливались устным соглашением сроком на один год, после чего могли быть изменены. В XIII в. законный срок соглашения был удлинен до трех лет. Краткосрочность действия сделки была неблагоприятна для лейлендинга, постоянно зависевшего вследствие этого от произвола собственника земли, который мог изменить размеры платежа или передать землю другому лейлендингу.
Обычно, однако, лейлендинг оставался на одном и том же дворе в течение длительного срока.
В XIII в. в зависимости от доходности крестьянского двора стал устанавливаться государственный поземельный налог – лейданг32. Лейданг сначала имел характер поголовного налога, в качестве поземельной подати он впервые упоминается в "Ландслове". Поскольку помольные собственники опасались его увеличения, то размеры чинша, взимаемого с лейлендингов, стали более постоянными. Таким образом, величина земельной арендной платы стала фактически регулироваться государственной властью. В Восточной Норвегии, например, размер ландскюльда составлял 1/6 дохода крестьянина. В монастырских писцовых книгах Западной Норвегии размеры землевладения обычно оценивались по количеству получаемого с земли дохода; единицей счета служили поступления от арендаторов, дававшие пропитание одному человеку в течение месяца (маматеболь или монедсматсболь), причем в ее состав входили масло, зерно, рыба, шкуры, соль и другие продукты, а также деньги. В Восточной и Северной Норвегии размеры земли определялись в маркеболях; один маркеболь соответствовал трем монедсматсболям. Епископство Осло к середине XIV в. владело землей, оценивавшейся более чем в 500 маркеболей, бергенский епископ – землей, оценивавшейся приблизительно в 1200 маркеболей33. Самым богатым церковным земельным собственником был архиепископ Нидаросский, во владении которого находилось 2 тыс. дворов или их частей (не менее 3 тыс. маркеболей).
Хотя непосредственное повышение ландскюльда было затруднительным, земельные собственники находили другие возможности усиления эксплуатации лейлендингов: они вводили дополнительные платежи при сохранении неизменным основного чинша. В особенности получили распространение угощения, которые должен был устраивать лейлендинг для собственника, и "подарки", взимавшиеся при передаче земли или перезаключении соглашения об ее использовании. Управляющие владениями короля, церкви и светской знати брали взятки с крестьян и всячески их притесняли.
В странах, где крестьяне находились в личной зависимости от сеньоров, они практически наследственно пользовались землями, и держателя, который исправно пес все повинности, владелец не имел права согнать с участка. Зависимый крестьянин как бы "срастался" с наделом, который из поколения в поколение обрабатывала его семья. Краткосрочность аренды норвежского лейлендинга – свидетельство необеспеченности его прав на землю. Можно сказать, что за свою независимость лично свободный лейлендинг расплачивался юридическим бесправием в поземельном отношении. Объяснение этого явления нужно, по-видимому, искать в особенностях социально-экономического строя Норвегии. При относительной слабости господствующего класса и в условиях, когда крестьянское хозяйство функционировало практически самостоятельно, вне контроля землевладельца, который ограничивался лишь сбором платы продуктами, закрепление участка земли за лично свободным крестьянином могло бы представить угрозу собственническим правам землевладельца. В ограничении срока, на который заключалась сделка с лейлендингами, крупные землевладельцы усматривали гарантию сохранения своей собственности.
Мы применяем понятие "аренда" к отношениям между собственниками и лейлендингами, сознавая, что в средневековом обществе эти отношения не могли сохранять чисто договорно-юридический характер, обрастая личными и внеэкономическими атрибутами. Тем не менее отличие норвежской аренды лейлендинга от крестьянского зависимого держания в более феодализированных странах Европы совершенно очевидно. В Норвегии мы не находим барщинной системы, развитого внеэкономического принуждения, частновотчинной юрисдикции и личной неволи крестьян. В отсутствии этой феодальной несвободы заключалось определенное преимущество лейлендингов, но с хозяйственной точки зрения они немало проигрывали. Не имея правовой обеспеченности, лейлендинг не был заинтересован в улучшении хозяйства, и это не могло не мешать развитию производительных сил в сельском хозяйстве.
В Норвегии сохранилась значительная масса мелких собственников крестьянского типа. Но и их положение существенно изменилось. Многие из них владели только частью своего двора, а за другую платили ландскюльд крупному землевладельцу. В пределах одной усадьбы сплошь и рядом оказывалось по нескольку хозяев. Это было результатом раздела семьи, купли-продажи и других сделок, связанных с усилившейся мобилизацией земель. Многие полусобственники-полулейлендинги со временем вообще утрачивали свои владения и всецело превращались в арендаторов-держателей. Слой одальманов, сравнительно многочисленный в предшествовавший период, сократился настолько, что во многих фюльках их не насчитывали и дюжины34. Доступ в их число был облегчен: если раньше право одаля приобретал лишь тот земельный собственник, предки которого владели землей на протяжении трех (в Треннелаге) или даже пяти (в Вестланне) поколений, то "Ландслов" установил, что право одаля предоставлялось уже после 60 лет обладания землей. Владельцы земель, приобретенных в результате королевских пожалований или полученных в счет уплаты вергельда, также приобрели права одальманов. Но, с другой стороны, был сокращен срок, в течение которого владелец одаля, продавший свою землю, мог ее выкупить: он был ограничен также 60 годами. Таким образом, хотя право одаля стало более доступным для многих новых собственников, в частности для тех, кто получил землю от короля, это право стало легче утратить. Мелкие одальманы частично разорялись и лишались своих прав, тогда как зажиточные собственники прочно сохраняли приобретенные привилегии. Среди них главную роль играли землевладельцы, близкие по своему положению к аристократической верхушке общества.
Крестьяне – владельцы усадеб, не превратившиеся в лейлендингов, также подвергались эксплуатации. Тяжелым бременем ложились на всех бондов многочисленные службы и повинности, которые они обязаны были исполнять в пользу государства. Наряду с кормлениями-вейцлой крестьяне должны были предоставлять в распоряжение короля лошадей и транспорт, давать постой его людям. Все бонды, за исключением самых маломощных, исполняли работы по ремонту дорог, строительству мостов, укреплений и королевских дворов. Крестьяне прибрежных районов строили и снаряжали на свои средства корабли для охраны страны, обеспечивая их экипажем. Помимо этого, все подданные должны были в случае надобности нести сторожевую службу и ездить с поручениями короля. Часть этих обременительных повинностей исполнялась также в пользу духовенства. В совокупности все платежи, налоги, ренты и повинности, а также церковные поборы и судебные штрафы отнимали у крестьян немалую часть производимого ими продукта35.
Чрезвычайно активная роль, которую играла в эксплуатации крестьян государственная власть, была характерной чертой социального строя Норвегии. Светские и церковные магнаты, не располагавшие системой внеэкономического принуждения по отношению к крестьянам, прибегали к помощи государства и его органов. Через посредство государственной власти эксплуатация распространялась на слои крестьян, не находившихся в положении лейлендингов. Таким образом, неразвитость в Норвегии личной власти сеньоров как бы "компенсировалась" сосредоточением внеэкономических функций в руках короля, что в свою очередь обеспечивало ему прочную поддержку со стороны основной части господствующего класса, прежде всего мелких и средних рыцарей. Господствующий класс лишь отчасти существовал за счет доходов с лейлендингов в собственных земельных владениях. В немалой мере положение его представителей в обществе определялось королевской службой, выполнение которой давало доходы в виде поступлений с вейцл и ленов, судебных и налоговых сборов и прямых вымогательств с подчиненного им населения. Поскольку есть основания говорить о феодальных отношениях в Норвегии, постольку приходится подчеркивать их государственно-правовую природу (в отличие от частносеньориальной формы феодализма в крупных странах Европы).
Если давать общую характеристику норвежского общества XIII в. и попытаться приложить к нему привычное определение, то мы столкнемся с трудностью: без насилия над понятиями вряд ли возможно назвать его как-то однозначно. Норвегия оставалась обществом с разными социально-экономическими укладами. Тенденции феодализации, выявившиеся в тот период, более определенно, нежели прежде, не возобладали во всех сторонах жизни. Доклассовые порядки отчасти сохранялись в виде слоя свободных бондов, который численно сократился, но тем не менее остался довольно значительным.
* * *
Можно отметить определенное противоречие между блеском норвежской монархии, сумевшей сплотить вокруг себя господствующий класс, централизовать управление и добиться территориального расширения государства, и экономическим положением страны, в котором черты развития (рост городов, впрочем немногочисленных и небольших, некоторый подъем ремесла и торговли, продолжавшееся освоение новых земель) переплетались с признаками застоя (в производительных силах в сельском хозяйстве) и углублявшейся зависимостью страны от чужеземного купеческого капитала (засилье немцев в норвежских городах). Норвежское государство нуждалось в прочной материальной базе, но последняя была далеко не такова. На протяжении XIII в. это противоречие не выявилось в полной мере и не привело еще к кризису, но мы увидим далее, что в следующем столетии разразилась подлинная катастрофа.
ПРИМЕЧАНИЯ
17. Пшеница и вино нужны были также для церковных нужд. Сохранилось письмо архиепископа Нидаросского, адресованное папе Григорию IX, в котором архиепископ спрашивает, можно ли изготовлять облатки для причастия из низких сортов зерна и давать причащающимся вместо вина другие напитки: пшеницы и вина недоставало. Папа отвечает запретом, так как в грубом хлебе и ниве "нет благодати" (1233 г.) (Diplomatarium Norvegicum, I, N 16).
18. Легенда о Тристане и Изольде / Изд. подготовил А. Д. Михайлов. М., 1976, с. 217.
19. Точка зрения, согласно которой норвежские суда, продемонстрировавшие свое превосходство в эпоху викингов, с тех пор мало совершенствовались и были плохо приспособлены к перевозке крупных партий товаров, тогда как англичане и немцы плавали на кораблях, обладавших большей грузоподъемностью, ныне в норвежской историографии поставлена под сомнение. См.: Lorentzen В. Det Norsk-Tyske Hansaproblem. – Bergens Historiske Forenings skrifter, 1956-1957, Bd. 61; Blom G. A. Hansaen og Norden. En litteraturoversikt. – HT, 1973, s. 83.
20. Текст договора см.: Norske middelalderdokumenter, s. 92 ff.
21. Det nordiske syn på forbindelsen mellem Hansestaederne og Norden. 2. oplag. Aarhus, 1972.
22. Правильный: севооборот, подобный трехполью, широко не практиковался, и приемлемый уровень урожайности (сам-три считался хорошим урожаем) достигался путем обильного унаваживания почвы, благо скота было много.
23. Norges historie, Bd. 3, s. 282.
24. Frostaþings-lov, III, 17; IX, 3, 4, 18.
25. Всего с 1223 по 1349 г. монастырь приобрел 635 1/2 маматеболей земли. Mamatebol – хозяйство, с которого уплачивается оброк, достаточный для содержания одного человека в течение месяца. См.: Codex diplomaticus Monasterii Sancti Michaelis Bergensis diocesis vulgo Munkaliv dicti / Ed. P. A. Munch. Christiania, 1845.
26. Церковь стремилась приобретать не только пахотные земли, но и прочие угодья. Среди приобретений архиепископа Нидаросского в первой половине XV в. луга, леса, рыбные ловли составляли более 20%. См.: Aslak Bolts jordebog / Udg. af P. A. Munch. Christiania, 1852.
27. Landslov, VII, 7.
28. Biskop Eysteins jordebog over det geistlige gods i Oslo bispedømme (Den røde Rog) / Udg. af H. J. Huitfeldt. Christiania, 1879.
29. Skappel S. Det norske jordleievesens geografiske utbredelse i eldre tid og overgangen fra leie til selveie. – HT, 1934, Bd. 30, s. 221-224.
30. Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder. Bd. 7, s. 664 ff.; Helle K. Norge blir en stat, s. 158.
31. Обзор точек зрения на историю лейлендингов см.: Helle K. Tendenser i nyere norsk høymiddelalderforskning. – Nytt fra norsk middelalder, II. Oslo, 1970, s. 17 ff.; Idem. Norge blir en stat, s. 158 ff. Обзор положения арендаторов в средневековой Скандинавии в целом см. в кн.: Lindkvist Т. Landborna i Norden under äldre medeltid. (Studia Historica Upsalicnsis 110). Uppsala, 1979.
32. Landslov, VII, 7; III, 6; Steinnes A. Leidang og landskyld. – In: Skrifter utgitt av Det Norske Videnskaps-Akademi i Oslo, II. Hist.-Filos. Kl. Christiania, 1927.
33. Registrum praediorum et redituum ad ecclesias diocesis Bergensis saeculo p. C. XIV pertinentium, vulgo dictum "Bergens Kalvskind" / Udg. af P. A. Munch. Christiania, 1843.
34. Prostaþings-lov IV, 8; XIII, 24; XIV, 7; XV, 11.
35. См.: Norges historie, Bd. 3, s. 243 ff. (автор – К. Лунден). К. Хелле считает эту картину "чрезмерно мрачной". См.: Helle K. Nye og gamle synspunkter på elet norske middelaldersamfunnet. – Heimen, 1977, Bd. 17, N 4, s. 515.
Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: Ulfdalir
4 ГЛАВА. Часть 3 .Расцвет норвежской монархии в XIII в. 4 ГЛАВА. Часть 3 .Расцвет норвежской монархии в XIII в. ИСТОРИЯ НОРВЕГИИ
|
Сделать стартовой
Поставить закладку
Поиск по сайту
Карта сайта
Наши баннеры
Обратная связь