Часть 2
Состязания в открытиях – новый вид спорта? (часть 2)
 Борьба западных наций за первенство в географических открытиях в 19 веке имела глубокие идеологические корни и явилась непосредственным продуктом развития западноевропейской культуры того времени. Естественные науки в Европе развивались на основе представлений о природе как параллельном с Библией откровении, постичь которое было долгом каждого христианина. В свете этих представлений образ путешественника-исследователя воспринимался как образ героя-мученика. Особенно популярным был этот образ в Англии, где полярные исследования считались отличной школой воспитания лучших качеств человеческого характера – отваги, героизма и готовности отдать свою жизнь в борьбе с силами природы [1]. Однако с течением времени и с появлением новой идеологии – социального дарвинизма - содержание образа героя изменилось. Идеи расового, культурного, и научно-технического превосходства вытеснили идеал превосходства морального, имевшего свои корни в христианстве. Этими принципами первыми начали руководствоваться американцы, но особенно ярко принцип «выживания сильнейшего» проявился в качестве идеологической основы норвежской традиции полярных исследований. Вместо героя-мученика норвежцы явили миру новый тип героя, успех предприятия которого зависел непосредственно от его знаний, компетенции и способности заранее просчитать каждое свое действие и его последствия. В состязание «любителей» вмешался «профессионал», который отличался не высокими моральными качествами, а лучшей готовностью к тем условиям, в которых это соревнование будет проходить. Так готовился к своим экспедициям Нансен, и именно на это обстоятельство указывали в Англии, говоря о предательстве Амундсена по отношению к Скотту.
Что касается России, похоже, что идеологическая основа для развития полярной науки в 19 веке здесь была иная, чем на Западе. Во-первых, рационализм никогда не был присущ русской культуре, и в 19 веке, несмотря на проявления научного материализма, общественная мораль России все еще основывалась на православных принципах. Во-вторых, образ героя-мученика английского типа, опиравшийся на прославление личных человеческих качеств, не был присущ русским, потому что в православной традиции было принято не возвеличивать силу человека, но постоянно помнить о могуществе Бога. Кроме того, если биологическую теорию Дарвина русские ученые еще принимали, то к социальной теории дарвинизма они относились с большим скептицизмом, а теорию борьбы за выживание как закон общественного развития вовсе отрицали. Так, русский географ и впоследствии анархист Петр Кропоткин считал взаимопомощь основополагающим принципом развития, как природы, так и общества [2].
Кроме того, Россия не участвовала в борьбе наций за первенство в научных открытиях до конца 60-х годов 19 века, да и характер этого участия в конце 19 века был иной. В отличие от западных ученых, стремившихся к утверждению своего превосходства в различных областях знаний и использовавших тактику нападения, русским ученым приходилось обороняться и защищать оригинальность и независимость своих научных открытий. Наиболее известными примерами являются споры химиков Александра Порфирьевича Бородина и Александра Михайловича Бутлерова с одной стороны и Фридриха Кекуле с другой, Дмитрия Ивановича Менделеева и Лотара Мейера, биологов Ильи Ильича Мечникова и Карла Лойкарта. Западные ученые не желали признавать достижений русских коллег, а Лойкарт прямо опубликовал результаты исследований Мечникова под своим именем. Однако эти споры имели цивилизованный характер, и русские ученые вели свою борьбу путем тщательного доказательства новаторства своих открытий и определения их места в общемировом развитии научной мысли.
Вместо взращивания духа соперничества русские научные круги, связанные с полярными исследованиями, в период с 1860 по 1917 г.г. напротив, демонстрировали примеры недооценки собственных национальных интересов, преклоняясь перед западными достижениями. Приведем такой пример. В конце 60 – начале 70-х г.г. 19 века норвежцы расширили зону своего промысла морского зверя до Карского моря, что послужило поводом для появления в западных географических изданиях статей, в которых норвежские плавания рассматривались как подтверждение возможности навигации в регионе и снятие ярлыка «ледового погреба» с Карского моря [3]. Достижения норвежцев произвели фурор в Русском Географическом обществе, где в это время готовилась экспедиция в Центральную Арктику. Петр Кропоткин, в то время секретарь Общества и руководитель проекта, свидетельствовал, что Общество рассматривало вопрос о фрахте для вспомогательной разведывательной экспедиции норвежского судна с капитаном и командой. «Эта экспедиция, - писал Кропоткин, - «могла бы попытаться проникнуть к большой неизвестной земле, которая предположительно находится недалеко от Новой Земли». Похоже, что руководителя проекта не пугала мысль о возможной необходимости разделить честь открытия новой земли с норвежцами. Вряд ли такое мнение могло бы вообще возникнуть, если бы в российских научных кругах так же, как и на Западе, царил бы дух соперничества. Кроме того, идея фрахта норвежского судна поддерживалась комитетом по организации экспедиции. Говорилось, что «если соединить опыт норвежского Карлсона или Йохансена с инициативой человека науки, можно, по всей вероятности, достичь очень ценных результатов» [4]. Однако экспедиция так и не состоялась по финансовым причинам.
Интересно отметить, что планируемая экспедиция была первой в истории полярных исследований России экспедицией, для которой русское научное руководство предпочло воспользоваться не отечественным, а иностранным судном и иностранным опытом. Проекты русских экспедиций к Северному полюсу в 40-х годах строились исключительно на русском опыте плаваний и предполагали строительство отечественных судов специально для нужд экспедиции. В этой связи стоит отметить, что вплоть до 50-х годов 19 века единственными экспертами в полярных плаваниях считались русские поморы. Однако во второй половине века эти позиции перешли к норвежцам, и русские ученые, вместо того, чтобы поддерживать развитие отечественных традиций, предпочли признать норвежское первенство в этом вопросе. Впоследствии большинство русских экспедиций первой четверти 20 века отправлялись на норвежских судах, хотя основные принципы конструкции этих судов в России давно были известны и применялись на практике.
Русские ученые, похоже, также не особо беспокоились по поводу проведения норвежскими зверобоями научных наблюдений в русской Арктике. Даже то, что шкипер Йохансен обогнул в 1870 г. и нанес на карту северную оконечность Новой Земли впервые после плавания Саввы Лошкина в 1760 г., не вызвало в русской ученой среде никакой отрицательной реакции [5]. Результаты наблюдений были направлены в Шведскую Академию наук, и позже использовались Норденшельдом в подготовке плавания Северо-восточным проходом. Русские ученые не возражали против предприятия этого путешествия, напротив, они оказывали шведскому ученому всяческую поддержку и содействие. Русский купец Александр Сибиряков финансировал экспедиции Норденшельда к Енисею и оказал значительную материальную поддержку его экспедиции на судне «Вега». Русское географическое общество откомандировало в экспедицию Норденшельда русского подданного, офицера Оскара Нордквиста в качестве переводчика и зоолога. Нордквист свободно владел языком чукчей и помогал участникам экспедиции общаться с коренным населением во время зимовки «Веги» [6].
Однако, несмотря на солидную русскую поддержку, вся честь сквозного плавания по Северо-восточному проходу досталась только Швеции. Кроме того, эта экспедиция послужила поводом к появлению антироссийских выступлений в шведском обществе, прессе и научных кругах. Успешное завершение экспедиции Норденшельда расценивалось в Швеции как реванш за поражение в Великой Северной войне 1700-1721 г. Значение плавания «Веги» в идеологическом контексте понималось как подтверждение превосходства Швеции, как нации более высокого культурного уровня и цивилизации, над Россией. Настроения в шведском обществе того времени очень точно охарактеризовал шведский историк Урбан Врокберг в своей докторской диссертации, посвященной путешествию Норденшельда: «Родственные отношения между скандинавскими и другими германскими и англо-саксонскими культурными нациями особенно очевидно проявлялись в их общей оппозиции к соседнему «славянскому варвару» на Востоке. В шведской националистической историографии 18 века Россия описывалась как давний враг северных стран. Готическая философия, новый готицизм и прогерманское течение воспринимали скандинавское культурное общество как форпост цивилизации на Севере, так же, как эллинистическая Греция считалась таковым на Юго-востоке.
Триумфальное путешествие «Веги» позволило вывести на свет символический подтекст «плавания вокруг русского медведя». Предприимчивые и умные шведы и финны достигли того, что русские безуспешно пытались достичь в течение столетий: а именно полную картографическую съемку и сквозное плавание по Северо-восточному проходу» [7].
 Нельзя утверждать, однако, что русские ученые конца 19 – начала 20 в. не считались с национальными интересами в освоении Арктики и не защищали честь страны, просто эта борьба выражалась в иных, отличных от принятых на Западе, формах. В то время как европейские путешественники стремились продемонстрировать всему миру свои достижения и показать себя, русские исследователи и путешественники считали, что служение нуждам отечества будет лучшим способом защитить честь нации и освободить российскую науку от западного влияния, сделав ее русской не только по имени. В географических изданиях и прессе того времени можно найти множество статей, в которых, вместо призыва к русским ученым и путешественникам вступить в международную борьбу за первенство в географических открытиях, напротив, высказывались предостережения против участия в этом состязании. В одной из статей мы читаем: «Стремление достичь полюса и поиски Андре, пропавшего на своем воздушном шаре, стимулировали соревнование между храбрыми добровольцами и спонсорами, которые посвятили себя дорогой и достаточно рискованной задаче снаряжения полярных экспедиций.
Западноевропейские правительства, несмотря на симпатии к этим экспедициям, ограничивают теперь свое участие в них весьма скромными пожертвованиями, как-то навигационные инструменты, почетные награды и т.д.
Неужели у русского правительства есть серьезные основания пойти дальше, чем они, и выбрасывать на ветер миллионы государственных средств на бесполезные научные исследования арктических морей?
На этот вопрос… мы прямо можем ответить «нет». Даже потратив огромные суммы из государственной казны, мы все еще будем позади западноевропейских экспедиции и их многолетнего опыта, и их начальников, как Свердруп, Нансен, Джексон и другие» [8].
Согласно мнению автора, ближайшей и насущнейшей задачей каждого правительства должно быть изучение собственных морей, как внутренних, так и внешних, и в данном случае - исследование собственного Ледовитого океана, «который омывает российское побережье на протяжении более чем шести тысяч верст» [9].
Единственным примером российского участия в гонке за открытиями в высоких широтах Арктики стала экспедиция Георгия Седова 1912-1914 г.г. к Северному полюсу. Лейтенант русского флота Седов хотел достичь Северного полюса на собачьих упряжках с Земли Франца Иосифа. Как и многие западные путешественники, Седов стремился к победе в этом соревновании. В плане своей экспедиции к Северному полюсу, датируемому 9 марта 1912 г. он писал: «Почти все страны мира, включая Японию (на Южный полюс) приняли участие в этом состязании, все, кроме русских… Мы докажем, что и русские способны на это». Мотив соперничества выражен в плане достаточно ясно: «Амундсен хочет сохранить честь открытия Северного полюса за Норвегией. Он намерен отправиться в 1913 г., но мы пойдем в этом году» [10]. Седов обратился к правительству за финансовой поддержкой, но после долгих дебатов ему было отказано. Тогда Седов попытался собрать средства за счет частных пожертвований, но ему, в отличие от западных путешественников, не удалось обеспечить себя необходимой материальной поддержкой и оборудованием. Частично по причине недостатка времени и средств, но в основном благодаря непродуманной организации экспедиция была во всех отношениях плохо подготовлена. Во время марша к полюсу Седов умер от цинги. Единственная русская попытка принять участие в гонке за открытиями потерпела фиаско.
Примечания
[1] См. об этом Huntford, 1979, p. 126; Wr?kberg, Urban. Vetenskapens vikingat?g. Perspektiv p? svensk polarforskning. 1860-1930. Uppsala,1995, p.122
[2] Vucinich, Alexander. Science in Russian Culture. Stanford University Press,1970, p.433-437.
[3] Советский ученый Д.Пинхенсон считает, что значение этих норвежских плаваний в географической литературе сильно преувеличено, особенно в связи с заявлением о легкой доступности Карского моря для навигации. Последующие плавания показали, что 1869-1870 г.г. попросту отличались необычно благоприятными условиями для навигации (см. Пинхенсон Д.М. Проблема Северного морского пути в эпоху капитализма. 1860-1917. История открытия и освоения Северного морского пути, т.2, Ленинград,1962, стр. 73-80). Норвежский историк Йенс Петтер Нильсен также достаточно осторожно рассматривает этот вопрос. Он указывает, что уже в 1872 г. пять крепких норвежских судов из Тромсе потерпели крушение в тяжелых льдах этого района. (Nielsen J.P. Historical and Current Uses of the Northern Sea Route. Part III, INSROP WORKING PAPERS, no.61-1996, p.32)
[4] Кропоткин П.А. Записки революционера. Москва, 1990, стр.210-213.
[5] Отрицательная реакция на норвежскую активность в районе Новой Земли проявлялась, тем не менее, в русской прессе и в выступлениях неутомимого М.К.Сидорова.
[6] Пинхенсон, 1962, стр. 91
[7] Wr?kberg, 1995, p. 198 - 199.
[8] А. Беломор. Северо-Восточный путь в Тихий океан. Русский вестник, июнь 1905 г., стр. 382
[9] Там же.
[10] Докладная записка капитана Г.Я.Седова начальнику Главного гидрографического управления 9 марта 1912 г./Красный Архив, 1938, том 3, стр. 22-24.
В статье представлен материал из диссертации автора «Russia and Norway in the Arctic 1870-1917. A comparative study of Russian and Norwegian traditions of polar exploration and research». University of Troms?, 1999.
Автор: Машкова-Хоркина Светлана Анатольевна
Первая часть статьи
Опубликовано: БНИЦ, Шпилькин С.В. Источник: Moysever.ru
Машкова-Хоркина Светлана - Состязания в открытиях – новый вид спорта? (часть 2). Машкова-Хоркина Светлана Анатольевна - Состязания в открытиях – новый вид спорта? (часть 2)
|
Сделать стартовой
Поставить закладку
Поиск по сайту
Карта сайта
Наши баннеры
Обратная связь