Глава 16.Часть1
 Язык
Норвежский язык вместе со шведским, датским, исландским и фарерским принадлежит к северной, или скандинавской, подгруппе германских языков, входящих в индоевропейскую языковую семью. В пределах скандинавской подгруппы выделяют языки западноскандинавские (исландский, фарерский) и восточноскандинавские (шведский, датский). Основной вариант норвежского языка, так называемый букмол, занимает промежуточное положение между этими группами, другой его вариант – так называемый новонорвежский – относится к западноскандинавским языкам1.
Приблизительно до IX в. н. э. в Скандинавии существовал более или менее общий язык для всех ее частей; он носит в пауке название скандинавского языка-основы. Главным источником наших знаний о скандинавском языке-основе являются надписи, сделанные руническим алфавитом, так называемыми старшими рунами. На территории Скандинавии найдено около ста надписей старшими рунами; половина из них обнаружена в Норвегии. Они выполнены на оружии, амулетах, на могильных камнях или плитах, прибрежных скалах и т. п. Основная их масса содержит всего несколько слов, часто даже только одно (собственное имя). Назначение их по большей части было магическим. Древнейшей считается надпись на наконечнике копья из Эвре Стабю (Øvre Stabu, Юго-Восточная Норвегия, 200-350 гг.).
Начиная с эпохи викингов, когда постепенно складывается норвежская народность, можно говорить – хотя и условно – уже о собственно норвежском – древненорвежском языке. Первые памятники на нем – это надписи так называемыми младшими рунами, распространившимися в Скандинавии в IX в. До конца IX в. использовался так называемый шведско-норвежский вариант младших рун, с конца IX в. – так называемый датский (распространившийся потом и на Швецию). Надписей младшими рунами в Норвегии найдено около 350, и бóльшая часть их датируется XI в. или еще более поздним временем.
В эпоху викингов древненорвежский язык значительно расширил область своего распространения, в частности на нем говорили первопоселенцы Фарерских островов и Исландии.
Латинское письмо пришло в Норвегию из Англии, видимо, во второй половине XI в., однако древнейшие дошедшие до нас рукописные памятники восходят лишь к середине – второй половине XII в. Это небольшие фрагменты одного собрания легенд, земельной книги монастыря в Бергене и записи Законов Гулатинга (см. ниже раздел "Литература").
В Норвегии раньше, чем в других скандинавских странах, начала складываться канцелярская традиция. Однако становлению единообразной письменной нормы в известной мере препятствовало то обстоятельство, что политический и культурный центр страны неоднократно перемещался, а поскольку диалектные различия уже в то время были довольно значительными, изменение диалектной основы приводило к некоторым изменениям в письменной традиции. В XI-XII вв. центром Норвегии был Берген, затем Нидарос (теперь Тронхейм), а потом снова Берген. В Бергене, в частности, при короле Магнусе VI Исправителе Законов было создано и записано в 1274-1276 гг. первое в Скандинавии общегосударственное уложение; язык его обнаруживает черты, характерные как для Трёнделага (т. е. северо-запада страны), так и для Западной Норвегии
Политический и экономический упадок страны, начавшийся в XIV в., привел Норвегию к утрате самостоятельности. В 1319 г. страна входит в унию со Швецией, а с 1380 г. – с Данией. Эти политические события имели важные последствия для судеб норвежского языка. С XV в. датский язык постепенно вытесняет норвежский из всех официальных сфер, становясь языком администрации, затем – после Реформации (1537) – языком церкви, еще позднее – судопроизводства и т. д. Вся литература, печатавшаяся в Норвегии, выходила только по-датски, и характерно, книгопечатание было введено в Дании около 1480 г., а первая норвежская типография открылась спустя более полутораста лет (1643).
Норвежские писатели второй половины XVI в. (Абсалон Педерссён, Педер Клауссён и др.) писали по-датски, хотя, естественно, их родной норвежский диалект оказывал известное влияние на их датский.
Таким образом, уже в XVI в. в Норвегии образовался значительный разрыв между письменной нормой (датской) и разговорным норвежским языком. Норвежская письменная традиция прекратила свое существование. В сельской местности по-прежнему говорили по-норвежски. В городах постепенно образовались смешанные говоры, у которых лексика и морфология были в основном датскими, тогда как синтаксис и фонетика (а фонетика – это та область, где различия норвежского и датского особенно велики) были в основном норвежскими. Такое положение сохранялось и в XVII-XVIII вв.
Когда Норвегия в 1814 г. получила самостоятельность (оставаясь, правда, в личной унии со Швецией), политическая основа для господства датского языка в стране была устранена. Однако должно было пройти около столетия, прежде чем был создан норвежский национальный язык.
Национальный литературный язык можно было создавать двумя различными путями. Первый из них состоял в приведении письменной нормы в соответствие с разговорным языком, с реальной речевой практикой образованного городского населения, т. е. в "норвегизации" литературного языка. Основными должны были быть здесь моменты чисто орфографические, но, кроме того, в этом случае следовало легализовать ряд специфически норвежских особенностей морфологии, а также лексики. Второй путь состоял в создании литературного языка на принципиально иной основе – на базе народных говоров. Как будет показано ниже, были использованы оба пути, что в конечном счете привело к возникновению в Норвегии языковой ситуации, не имеющей параллели во всем мире.
Борьба за "норвегизацию" литературного языка велась после 1814 г. фактически на протяжении всего XIX в. Вначале споры касались названия языка (часть норвежцев отстаивали название "норвежский" наряду с названием "датский") и права употребления отдельных специфически норвежских лексем. Видную роль в борьбе за свой язык сыграл один из крупнейших норвежских поэтов, Хенрик Вергеланн, который смело вводил в свои произведения лексические и грамматические норвегизмы и активно боролся за норвежское произношение в театре, где господствовала датская норма. Важным событием в развитии норвежского литературного языка явился выход "Норвежских народных сказок" (1841, 1844) в обработке Петера Кристена Асбьёрнсена и Ёргена My. Хотя орфография и морфология в них были датскими, весь стиль, синтаксис и отчасти лексика были норвежскими. В середине и второй половине XIX в. активно боролся за норвегизацию литературного языка педагог и языковед Кнуд Кнудсен (1812-1895), в частности выступавший за легализацию норвежского произношения в школе (где насаждалось датское) и на сцене. В словаре "Ненорвежское и норвежское" (1881) К. Кнудсен предложил ряд пуристических замен – множество чисто норвежских слов, которыми, как он считал, следовало заменить датские слова, заимствования из немецкого и пр. За норвежское произношение в театре боролся и выдающийся норвежский писатель Бьёрнстьерне Бьёрнсон. Его повести из крестьянской жизни ("Сюннёве Сульбаккен", "Арне", "Веселый парень"), созданные во второй половине XIX в. и написанные живым современным языком, ознаменовали собой новую эпоху в норвежской прозе и оказали немалое влияние на литературный язык. Благодаря усилиям Вергеланна, Бьёрнсона, Кнудсена и других норвежское произношение победило на сцене, а затем и в школе.
Язык, на котором писали классики норвежской литературы Генрик Ибсен, Бьёрнстьерне Бьёрнсон, Александр Хьелланн и Юнас Ли, носил в то время название "датско-норвежского" и рассматривался как более или менее норвегизированный вариант датского. Конечно, у этих авторов встречается немало чисто норвежских лексических единиц, особенно при описании крестьянского быта, а в речи персонажей из народа – ряд характерных норвежских грамматических форм и конструкций. (Например, в "Пер Гюнте" Ибсена употреблено множество норвегизмов.) В 1890 г. по предложению Б. Бьёрнсона эта форма норвежского литературного языка получила название "риксмол" (riksmål буквально – государственный язык).
Таково было в общих чертах развитие в XIX в. одного из вариантов литературного языка Норвегии. Постепенно утвердилась, хотя еще и не закрепилась в орфографии, та форма языка, которая была характерна для речи образованных слоев городского населения, прежде всего в Кристиании (Осло) и Бергене.
Эти смешанные норвежско-датские городские говоры, конечно, не были единообразны: у них наблюдалась значительная социальная и географическая дифференциация. Но даже если их условно принять за одно целое, то на них говорила лишь сравнительно небольшая часть населения, так как до конца XIX в. Норвегия оставалась по преимуществу крестьянской страной. Норвежские диалекты XIX в. (как, впрочем, и до сих пор) разнообразны, и различия между ними (особенно между западными и восточными) весьма значительны, но в общем можно сказать, что разрыв между ними и существовавшей тогда формой литературного языка был велик. Вся эта стихия народных говоров, развившихся из средневековых диалектов (здесь традиция языка, естественно, не прерывалась), фактически не имела выхода в письменный язык. Поэтому возникла идея создания литературного языка на основе сельских диалектов.
Осуществил эту идею талантливый филолог-самоучка и поэт Ивар Осен (1813-1896). Собрав обширный диалектный материал, он издал "Грамматику норвежского народного языка" (1848) и "Словарь норвежского народного языка" (1850). В этих работах он показал преемственную связь диалектов с древненорвежским языком. В 1853 г. Осей издал книгу, которой было суждено сыграть особую роль в истории норвежского языка. Она носила название "Образчики народного языка в Норвегии" ("Prøver af Landsmaalet i Norge"). В ней были даны образцы диалектной речи, причем предпочтение отдавалось западнонорвежским говорам как более архаичным, более близким к древненорвежскому и потому, по мнению Осена, "более чистым". В качестве приложения к этим текстам Осен опубликовал образцы текстов, которые он сам составил на языке, синтезированном им из различных диалектных форм. При их отборе Осен ориентировался на наиболее архаичные западнонорвежские диалектные черты, которые, по его мнению, были "наиболее норвежскими", полагая, что тем самым он "восстанавливает" испорченный последующим развитием норвежский язык. Таким образом, Осен в этой работе употребил слово "landsmaal" (в современной орфографии – "landsmål") в двух разных значениях: во-первых, в значении "язык сельской местности", "народный язык" и, во-вторых, как название созданной им искусственной нормы, основанной на сельских диалектах. Последнее название закрепилось.
Норма литературного языка, созданная Иваром Осеном, при всей ее искусственности, отвечала назревшей потребности. Уже через несколько лет после выхода "Образчиков" лансмол стал использоваться в художественной литературе. Завоеванию им престижа и популярности способствовало то, что ряд талантливых писателей крестьянского происхождении начали писать на нем (см. ниже о литературе). В 1868 г. создается общество "Де ношке самлаге", ставящее целью борьбу за права лансмола. Борьба за права этой нормы норвежского языка была принята в качестве одного из пунктов программы партии "Венстре", и приход ее к власти в 1884 г. привел к легализации лансмола. В 1885 г. лансмол уравнивается в правах с риксмолом как школьный и официальный язык. В 1892 г. стортинг принимает закон, по которому администрации народных школ (тогда начальных семилетних школ) предоставляется право решать, какие учебники – на риксмоле или лансмоле – должны использоваться в данной школе и на каком из вариантов ученики должны выполнять письменные работы. Подчеркивается, что ученики должны уметь читать как на риксмоле, так и на лансмоле. В том же году при университете учреждается кафедра лансмола, и в том же году стортинг принимает первый текст на лансмоле.
Итак, к началу XX в. в Норвегии уте сложились две письменные формы литературного языка: риксмол, представляющий собой результат развития датского языка в Норвегии, основывающийся на речевой практике образованных слоев городского населения, но сохраняющий еще датскую орфографию, и лансмол, созданный путем искусственного синтеза элементов сельских говоров Норвегии, преимущественно западной ее части, и сохраняющий ряд архаичных черт. Естественными задачами были, с одной стороны, приведение орфографии риксмола в соответствие с произношением, с другой – "модернизация" лансмола, переориентация его диалектной основы, так как имелся существенный разрыв между его тогдашней формой и говорами восточной, наиболее населенной части страны. Предполагалось, что в результате таких реформ и дальнейших сознательных усилий обе нормы сблизятся и в будущем сольются в одну.
Впрочем, приверженцев идеи создания единого норвежского языка путем сознательно регламентируемого сближения обеих норм было немного. Напротив, между сторонниками риксмола и сторонниками лансмола шла долгая и ожесточенная борьба. Сторонники риксмола выдвигали следующие аргументы: за их вариантом стоят длительная культурная традиция, авторитет крупнейших норвежских писателей и поэтов, тогда как, по их мнению, лансмол – язык искусственный и культурно неразвитый, несущий на себе печать крестьянского происхождения. Сторонники лансмола отстаивали тезис, что риксмол, несмотря на его "норвегизацию", датский язык и, следовательно, чужд норвежскому народу. Эта борьба продолжается и по сей день, хотя и не в такой острой форме.
В XX в. были осуществлены три орфографические реформы риксмола. Как уже говорилось, различия между датским и норвежским языками особенно велики в области фонетики, в силу чего использовавшаяся датская орфография во многом была далека от адекватного отражения норвежского произношения. Первая орфографическая реформа была проведена в 1907 г. Главным моментом в ней было введение глухих смычных (p, t, k) вместо звонких (b, d, g) после долгих гласных, т. е. легализация написаний типа: "ape" – "обезьяна", "rot" – "корень", "lik" – "равный" вместо прежних "abe", "rod", "lig". Проведенная в 1917 г. вторая орфографическая реформа ввела удвоение букв для обозначения долгих согласных в конце слова; одновременно был устранен ряд чисто датских орфографических моментов (немое d в словах типа "fjeld" – "гора", которые стали писаться фонетически – "fjell") и введены факультативные формы (формы с дифтонгами, формы женского рода с определенным артиклем – а и др.). Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания. Этот момент был отнюдь не только орфографическим, он затрагивал уже не написание, а фонетику и грамматику: в датском нет ни форм с историческими дифтонгами (вроде "stein" – "камень", "øy" – "остров", ср. дат.: "sten", "ø"), ни женского рода, а следовательно, их не было ни в датско-норвеялском, ни в риксмоле начала XX в. Напротив, эти моменты характерны для разговорного норвежского языка, они многими считались (и в значительной мере считаются сейчас) нелитературными и даже просторечными, вульгарными. Реформа 1938 г. превратила эти факультативные формы в обязательные (более 900 существительных должны были непременно употребляться с артиклем японского рода).
В 1917 и 1938 гг. были также осуществлены реформы лансмола. Суть их сводилась к приближению нормы к специфике восточнонорвежских диалектов (стоящих ближе к риксмолу).
В 1929 г. были заменены названия обеих форм литературного языка. Риксмол получил официальное название "букмол" (bokmål буквально – книжный язык), лансмол – "новонорвежский" (nynorsk). Эти названия, разумеется, ни в коей мере не отражают специфики данных форм: букмол отнюдь не книжный язык, напротив, новонорвежский язык более книжный, так как, к примеру, в быту он используется очень мало (носители новонорвежского чаще говорят в семье и т. п. на диалекте). С другой стороны, обе формы новонорвежские в том смысле, что представляют собой современный норвежский язык.
Языковая ситуация в Норвегии в настоящее время характеризуется, таким образом, следующими особенностями.
Во-первых, существуют две официально признаваемые равноправными нормы литературного языка – букмол и новонорвежский. Удельный вес их различен. На букмоле издается около 90% всей печатной продукции страны и ведется преподавание более чем в 80% школ. Географическое распределение норм таково: новонорвежский более всего распространен на западе страны, букмол – на востоке и севере, а таюке во всех крупных городах. Например, в фюльке Хедмарк, в Восточной Норвегии, на букмоле в 1972 г. обучалось 100% учеников в городских школах и 99,8% в сельских, тогда как в фюльке Согн-о-Фьюране, в Западной Норвегии, цифры составляли соответственно 34,2 и 3,5%2. 100% городских и сельских школ в том же году вели преподавание на букмоле в следующих фюльке: Эстфолл, Вестфолл, Тромс, Финмарк. В 96% всех городских школ и в 73% всех сельских школ преподавание велось на букмоле. В целом число обучающихся на букмоле составило 83%3.
Во-вторых, каждая из норм имеет множество параллельных форм, официально признаваемых равноценными и допустимыми. На самом деле, далеко не все они, конечно, употребительны в равной степени, а главное, совсем не просто альтернативны, но имеют дополнительную окраску: одни более литературны, другие ближе к просторечию.
В-третьих, наблюдается – особенно у букмола – большой разрыв между официально зафиксированной нормой (отражаемой орфографическими словарями, школьными учебниками и т. п.) и реальной языковой практикой. Например, во всей стране нет ни одной газеты на букмоле, в которой хотя бы наполовину соблюдались правила орфографической реформы 1938 г.
Орфографические реформы (особенно последняя) преследовали цель сблизить обе нормы норвежского языка, с тем чтобы облегчить их слияние в будущем. Действительно, наличие двух официально равноправных норм литературного языка у одного народа (к тому же относительно небольшого) доставляет множество неудобств и сложностей: все официальные тексты издаются как на букмоле, так и на новонорвежском, в школах изучаются обе нормы, радиопередачи ведутся на обоих вариантах и т. д. Однако благие попытка сознательного "языкового планирования" в целом не только не дали ожидаемых результатов, по, напротив, привели к ряду весьма нежелательных последствий4. Причин неудачи регламентации языка много, и здесь можно указать только на самые важные (при этом мы ограничимся букмолом).
Новая официальная норма букмола признавала единственно правильными формы, свойственные только разговорно-просторечному стилю. Та же литературная норма, которая фактически уже сложилась и была представлена в языке литературы, науки и т. д., объявлялась консервативной, ненародной, датской и т. п. По сути дела, реформаторы языка ставили перед собой утопическую задачу: изменить речевую практику взрослых лиц, уже владеющих литературным языком и пользующихся им, и приучить к "радикальным" формам детей, приходящих в школу с уже сложившимися языковыми навыками. Новая официальная норма в общем не имеет престижа: не поддерживается авторитетом языка наиболее значительных писателей, ученых, деятелей культуры и политики. С другой стороны, сравнительно единообразный язык литературы, науки, периодической печати в значительной мере игнорирует орфографические правила 1938 г. со всеми их последующими половинчатыми модификациями (например, 1959 г.) и обладает для многих притягательной силой как "культурный" язык. Характерно, что многие "нормализаторы языка" (в первую очередь школьные учителя) сами очень часто в неофициальной обстановке говорят на довольно "консервативном" букмоле. Естественно, многие школьники вне уроков норвежского языка не пользуются искусственными "радикальными" формами.
Все это приводит, в частности, к тому, что в целом современный норвежский язык (точнее, каждая из его норм) характеризуется значительным разнобоем. Выпускники норвежских школ владеют литературным языком менее уверенно, нежели молодежь в других странах. Речи среднего норвежца присущи непоследовательности, колебания и прямые ошибки в гораздо большей степени, чем это бывает у других европейских народов.
Тем не менее, повторяем, букмол имеет реально существующую норму. Она сложилась стихийно, и ею фактически является язык образованных слоев Восточной Норвегии, прежде всего Осло. Она носит название "образованного восточнонорвежского" (dannet østnorsk). В ней используются и многие "радикальные" формы, но не механически (как того требуют "нормализаторы"), а как альтернативные варианты с соответствующей стилистической окраской. Вопрос в большинстве случаев состоит не в том, "как правильнее сказать" (например, употребить ли форму с дифтонгом или монофтонгом, использовать ли форму женского рода или общего и т. п.), а в том, "в какой речевой ситуации уместнее та или иная из альтернативных форм". При такой речевой практике норвежский язык получает гибкую и богато нюансированную систему передачи топких стилистических значений.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. О вариантах современного норвежского языка см. ниже.
2. Statistisk årbok for Norge 1974. Oslo, 1974, s. 366.
3. Ibid., s. 366.
4. Стеблин-Каменский М. И. Возможно ли планирование языкового развития? (Норвежское языковое движение в тупике). – Вопросы языкознания, 1968, № 3
БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: Ulfdalir
Страницы Норвежской истории
Учредительное собрание в Эйдсволле. Часть II
Вергеланд выступил с прямой критикой в адрес Партии за независимость. Вергеланд обвинил Фальсена за веру в то, что у страны была как исполнительная, так и законодательная власть. Известно, что такого не было. Целью нападок Вергеланда был принц-регент. Он считал, что его оппоненты были заинтересованы в отстаивании позиции принца, а не народа. |
Учредительное собрание в Эйдсволле. Часть I
В Учредительное собрание в Эйдсволле весной 1814 года входили избранные представители со всей Норвегии (исключая Северную Норвегию). Их задачей было написание Норвежской Конституции. Представителей, участвовавших в собрании, принято называть депутатами народного собрания, принявших конституцию в Эйдсволле или отцов Эйдсволла. |
Майские дни сорок пятого в Норвегии
Майские дни сорок пятого. Ощущение пьянящего счастья. Объявление на дверях одного из магазинов парадной улицы Осло, Карл Юхан, так и гласит: «Закрыто по причине радости». После пяти трудных лет чувства рвутся наружу, и не только радостные. |
|
Глава 16.Часть 1. Норвежский язык
|
Сделать стартовой
Поставить закладку
Поиск по сайту
Карта сайта
Наши баннеры
Обратная связь
